[Аля]

Антоний Сурожский пишет, что жить по-христиански значит постепенно, посильно, возрастающе уподобляться Христу. Ведь в Евангелие можно найти ответы почти на все вопросы, которые тебя волнуют. И в наставлениях святых отцов.
Есть в Евангелие четкие ограничительные заповеди, которые предупреждают: если пойдешь по этому пути, окаменеет сердце, сойдешь с пути жизни на путь смерти.
Есть у святых отцов и об эмоциях. Святитель Брянчанинов называл эмоции плачем. Он писал, что слезы естественны падшему человеческому существу. До падения оно не ведало слез, только чистейшее наслаждение райским блаженством. Брянчанинов различал слезы естественные и греховные. Греховные с особенной легкостью проливаются людьми, преданными сладострастью. Льются обильно слезы из тщеславия, лицемерства, притворства, человекоугодия.
К естественным слезам относятся слезы от огорчения. Когда же огорчение имеет характер греховный, то слезы ( эмоции) огорчения делаются слезами греховными.
И естественные, и греховные слезы немедленно по их появлении предлагаются святыми отцами " прелагать" на богоугодные, то есть, изменять побуждения эмоций.
Во всех этих психологических практиках торможение негативных эмоций какое-то механическое. Согласна с Камилем - и химическое воздействие, и практики психологические приводят лишь к бесчувствию в каком-то глубинном смысле. Может, тут Максим и ilotos хотели сказать, что негативным эмоциям нельзя давать волю, иначе они " задавят"человека. Но ведь и Брянчанинов пишет, что надо изменять побуждения эмоций, т. е., на языке Максима, правильно интерпретировать происходящее. Антоний Сурожский хорошо об этом написал.
У него была прихожанка, которая прожила долгую жизнь и вспоминала, как в годы репрессий попала в тюрьму. И эти бесконечные ночи допросов в какой-то момент почти раздавили ее. Она почувствовала: что угодно лучше этой муки. И вдруг по другую сторону стола она увидела своего " мучителя", освещенного тусклым светом - бледного и такого же измученного, как она сама. И она поняла, что не он ее враг. А он искушаем властью, злобой. Его искушениям тоже не позавидуешь. У каждого свои искушения, свой путь. В это мгновение она приняла его, просто согласилась на то, что он " имеет право" быть там, где он есть. И это совершенно переменило ее. Это какая-то основная справедливость. Не та, когда мы думаем, что каждый должен получить равную долю чего-либо или награду за те или иные поступки. А признание другого человека, как он есть, с его собственной судьбой, с его будущим, независимо от меня. И тут, как сердцевина Евангелия, христианская любовь требует отречение от себя до такой степени, чтобы в конечном итоге себя не помнить, а помнить только другого. Это как бы путь понимания пути другого, пути всех - своих и чужих, добрых и злых.