И конечно, вопреки всем нашим (а честнее, просто моим) планам, в роддом я поехала не с любимым, а с мамой. Часиков в одиннадцать, в солнечную зимнюю погодку, мы подъехали к скромным, грязным и скрипучим, эдаким «очень работящим» дверям приемного отделения. Тут же в предбаннике мы столкнулись с молодой парочкой, тоже собравшейся рожать. В сердце грустно защемило – но всего на секунду. Расслабляться было некогда. Бросив маме куртку и сапоги, вручив все лишнее имущество, я отдалась с потрохами медсестрам приемного.
Понеслись стандартные вопросы, давление, кровь, изучение моей обменной карты. Увидев мой, Слава Богу, сто раз опровергнутый результат анализа на гепатит, сестричка напряглась, сделала большие глаза, и сообщила – что хоть справки у меня и в порядке, но без гепатолога она им не поверит. Так судьба - а точнее, сестричка с куриным мозгом - определила меня рожать не в общем отделении, а в обсервации. В обществе различных больных, отщепенцев и таких же лохушек, как я, которые просто не могли спорить из-за того, что мешали схватки.
Перед моим путешествием в обсервацию мне предстояла еще одно, совершенно новое в моей жизни приключение – клизма. Меня завели в проходной коридорчик, со сквозняками и хлипкой шторкой, которая колыхалась, как флаг, от сквозняков из открытых настежь дверей. За шторкой слышалось чье-то сосредоточенное сопение. «Что, не выходит?» - спросила я эту шторку, и она пискнула мне в ответ: «Нет, одна водица…». Через пару минут настал и мой черед поиграть в театр одного актера за этой ширмочкой. Сидя на холодном унитазе, я с одной стороны наблюдала коридор, по которому топтались десятки ног в тапочках и бахилах, а с другой – как в клизменную приводят очередную роженицу. «Ну как, получается?» - спросила уже она нашу шторку, и я ей ответила: «Получа….»..остальное и так было понятно.
Отделение обсервации оказалось тихим, полупустым и спокойным (так и хочется добавить – как морг ***61514
) . Стены в нем были из серого мрамора, холодные-холодные. От этих стен хотелось убежать подальше, поэтому я и просила свою девочку родиться поскорее. Развеял мою грусть только доктор, заранее подобранный и подмазанный, а потому – веселый и, в меру вознаграждения, надежный. Он определил меня в бокс с благополучной (по крайней мере, на вид) женщиной, познакомил с акушеркой, пожал мою ручку и сказал, что придет попозже.
Женщина-соседка сосредоточенно дышала. Лицо ее было , как у лагерной мученицы. Я хотела ее подбодрить, но долго стеснялась, потому что , видно, любые слова ей были пофиг. А мне принесли: клеенку, простынку, сорочку почти без дырок (повезло), и тряпочку, которая тут играла роль подкладных. Мне предстоял первый забавный аттракцион российского роддома: удержи тряпку между ног на ходу, не уронив, и не пролив ни одной капли крови..))) Мне понравилось. Отвлекало от грустных мыслей.
Теперь на вид я стала похожа на свою соседку. Такая же серая и тяжело дышащая женщина, как за последнюю соломинку, схватившаяся за свой мобильный. Правда, у меня было одно отличие от «мученицы» – мои губы все еще были накрашены. Прошло пару часов ожидания…врач приходил время от времени…еще нет, еще нет…. Еще давал он мне шанс родить самой. Он пообещал, что сейчас акушерка придет и сделает расслабляющий укольчик, но видно, она забыла про меня, а у меня уже не было сил предлагать ей взятки. Что ж, я отнеслась к этому философски. Время от времени кто-то звонил. Время от времени мне даже писал и позванивал мой любимый, я радовалась, «ну вот и я не одна» - а сама с завистью смотрела на соседку, дышащую как паровоз, но умудряющуюся болтать по телефону с мужем в перерывах между тяжелыми схватками. Не знаю, сколько прошло часов, но вдруг за ней пришли, увели в соседний кабинет и буквально через 2 минуты я услышала детский плач… «Счастливая» - думала я….Ребенка родила…Сама… Муж на телефоне… Ее почему-то оставили отдыхать прямо в коридоре, на каталке, и она давала родным первые указания. А меня только повели на очередной осмотр.
Доктор мой, видный мужчина, подвел меня к креслу и помог его оседлать. «Подкладную держи в руках – мало ли что,» - пробормотал он, задумчиво глядя в странную кастрюльку под креслом, наполненную какими-то гигиеническими средствами в крови и слизи. Я слушалась и терпела. Терпеть было что – отвлекая меня от боли разговорами, доктор, манипулируя во мне, как у себя дома, сообщал, что я еще не готова и надо ждать. «Подождем, твою мать», - пела я мысленно старую пошлятскую песню и подбадривала доченьку. Скоро увидимся, дорогая моя… Доктор улыбался – и я улыбалась ему.
Потом стало темнеть…вот эпидуральная анестезия и опять унизительный, сумасшедше странный мой вид перед очередным мужиком-анестезиологом….Совершенно голая, скрючившись в позе эмбриона, с серой тряпкой между ног я лежала, терпела, пока он вставляет катетер мне в спину и думала: «Ну как они после этого могут хотеть женщин??» - а доктор о чем-то шутил, и я шутила в ответ: «Ничего, что я к вам спиной?»)) Когда ситуация такая странная, надо ее разгружать.
Еще часа три прошло… эпидурал закончился, боль вернулась вдвойне, а моя шейка раскрылась всего на 4 сантиметра. В очередной раз, как слон посудную лавку, посетив ручищами мое несчастное лоно (Все!!! Больше никакого секса!! Никогда!!!), доктор проколол пузырь и сделал вывод, что вот теперь-то идем на кесарево. Внутри бесполезная, глупая досада «ну и какого хрена я полсуток терпела???» - и радостная, напомаженная улыбка врачу от меня: скорее пойдемте, я готова.
Я так спешила на операционный стол, что забыла про компрессионные чулки. Да и казенные бинты на ноги мне предложить тоже забыли. Опять любимый анестезиолог. Пришел, пошутил, вколол, сказал лежать полчаса. Оставил мне свою помощницу. Два раза она спасала меня от потери сознания – давление мое сильно падало отчего-то. Но ноги мои ей спасти не удалось: я в мутном состоянии пожаловалась, что их жжет, словно огнем, и тогда она на время погасила лампы над операционным столом. Ноги жечь не перестало – это вены портились от наркоза, но я прониклась к ней осоловелой благодарностью и пообещала «расплатиться позже». Она посмеялась – теперь я понимаю, почему. Потом садистка-сестричка ставила мне катетер для мочи. Знайте все, все, все: родить я готова еще раз, а вот такой катетер ставить – НЕТ, ни за что!!! Сестричка только скромно прокомментила: «Ой, а я думала, у вас уже анестезия действует…»
И вот наша операция, в самом приятном обществе: я, с так и не стершейся помадой(О, Макс Фактор, ты можешь собой гордиться!),голая, пробритая и прочищенная где только можно –и три мужика-врача с сестричкой-помощницей. Перед лицом мне участливо повесили шторку и кислородную маску. Руки мои, раскинутые в разные стороны на специальные полочки, трепетали, как крылышки «Буффало» перед чьим-то жадным ртом. Я все время просила прощенья за свою трясучку, однако мне сказали, что это анестезия заставляет меня дрожать, и я извиняться сразу перестала: и без того убывающий запас вежливости мне здесь еще пригодится.
Минут через 40 ритмичных толчков в моем животе (мне казалось, что меня набивают ватой, словно мягкую игрушку – вот такие странные ощущения), туманных вопросов врачей («И что, ты вот так сразу и забеременела? Надо же…») и шуток главного юмориста-анестезиолога («А чего ж помада есть, а ресницы не накрасила?») я услышала какое-то нежное, приглушенное хрюканье. Еще секунда – и я поняла, что это моя маленькая дочка заплакала внутри, еще не успев появиться на свет – ее достали из меня уже вопящей, и такой беззащитной…!!!!
Конечно, спросили, как назову. Конечно, приложили к груди – буквально на секунду, какая там еда – девчушка была слаба, а моя грудь совершенно не готова к сосанию. Но самое главное!!! – самое главное – дали поцеловать. Так мы познакомились с моей крошкой.