Все уже забыли, поди, что у меня вообще-то ужастик тут, да?
Возвращаемся к Буковелю.
Из некоторых наблюдений я сделала вывод, что все люди на склонах делятся на три группы: горнопляжники, фуфлыжники и боги.
Всю дорогу туда я гордо везла знамя горнопляжника, под которым на полном серьезе намеревалась расслаблено возлежать, пока другие фуфлыжники примеряли на себя доспехи богов. Я размахивала этим знаменем из машины, совала в нос своим попутчикам и всячески холила его, кусая всех, в ком видела хоть малейший намек на опасность. Изначально в Буковель засобирался Саша – бог 87 уровня. Леха и Маринка (хоть и фуфлыжники) сказали – хотим! едем! а что надо делать? покажете, куда лыжи надевать? Я была пятном на их чистом коллективе. Я ехала… спать. Или, как это обычно говорят, «за компанию». Просто дышать свежим воздухом, созерцать внутренний мир своих век, закутавшись в плед, пить глинтвейн и заедать его варениками.
Я – стопроцентный горнопляжник.
Я – женщина с двумя левыми ногами.
Я – счастливчик, которому за всю жизнь удалось всего один раз постоять на склоне обутым в лыжи. Не покататься, нет, постоять. И то я умудрилась не поделить свою стоянку с таким же стремительно стоящим сноубордистом. И я помню, как живописно мы катились кубарем с горки для лузеров (это та, которая идет не вниз, а на пару градусов вверх), а из кубаря торчали то лыжи, то палки, то ноги, то уши. В общем, мне, человеку с такой нелегкой судьбой, полагались и обещались райские кущи и здоровый крепкий сон.
И какой же ужас меня обуял, когда кое-кто, выдернув меня из мохнатых лап морфея и пледа, хлопнув залпом мой глинтвейн и занюхнув его вареником, поставил передо мной… пару лыж. Вообще-то я люблю своего мужа. Мы с моим мужем – батарейка (я – минус, он – плюс, потому и батарейка). И для меня до сих пор тайна, почему он до сих пор живет со мной. Иногда думаю, что, может быть, я денег у него когда-то заняла, а он теперь стесняется напомнить. Он вообще очень деликатный человек. И тем страннее было наблюдать его попытки спустить меня с горы. Короче, завидев лыжи, мой организм затрясся от ужаса и, сказав «нет», сложил руки на груди и умер.
Все, что удалось реанимировать во мне через полчаса борьбы с истерикой явило собой следующую картину: полупьяный недокосмонавт в ватных штанах, до треска натянутых на пластмассовые валенки, шлем на шапке с помпоном, перчатки на пять размеров больше рук, лыжи с инвентарным номером 138 из соседнего лыжного проката и палка, потому что вторую палку я уже где-то потеряла (фуфлыжник, чо). Еще без очков (ибо очки – это левел-ап). Почему номер лыж запомнила? Из всего, что произошло со мной дальше, я отчетливо помню только этот факт, все остальное – мрак. Уже через секунду, не удержав равновесие, я поняла одно простое правило: на склоне варежку не жуют. Пока терла первый синяк, молила бога, чтобы от меня ничего не отвалилось в процессе.
Оценив масштабы предстоящего погрома буковельских склонов, муж привел меня на обучающую горку. Горку для тех, кто катается бесплатно. То есть для детей до пяти лет.
И наглядно показал два основных правила горнолыжника: лыжи клином – тормоз, на попу не падать. Неудачно мотнув головой «понял», незамедлительно брякнулась на попу. Встать с нее смогла уже только внизу, потому что, пытаясь поднять ее, я со свистом слетела с горки на неуправляемых лыжах. В процессе визжала так, что, оказавшись внизу, на горке я была уже в полном одиночестве. Ну, тем лучше. Меньше жертв. Я всячески делала вид, что не могу встать, что-то говорила про позу трупа, синяки размером с кулак, потерянные глазные орбиты и зубы мудрости, но лыжные резинки уже звонко чпокнули по моим космонавтским валенкам, я уже была привязана к подъемнику и грустно волоклась наверх. Повторный инструктаж оказался таким же быстрым и таким же бесполезным – вниз я спускалась морской звездой мордой вниз, оставляя за собой широкую и глубокую траншею. Говорю же, прирожденный горнопляжник. После моего десятого спуска головой безнадежно качал не только мой муж, но и пробегающие мимо собаки. А во мне тем временем копилась злость, и зрел план мести. Да, и каким же невкусным оказался искусственный снег.
Когда, через час, я научилась хотя бы не разбрасываться во время движения лыжами, палками и матом, самостоятельно цепляться за крючки на бугельном подъемнике и ехать вниз пусть даже боком, меня оставили без присмотра. Оказывается, мужу тоже хотелось кататься. И зачем ему обязательно надо было ставить меня на лыжи, до сих пор не могу понять. Еще через час я на весьма уверенно согнутых ногах могла скатиться, никого не убив и с полностью открытыми глазами. Немного расслабилась. Потому что решила, что, увидев мои успехи, от меня наконец-то отстанут, и так уж и быть сегодняшний день я докатаю на этой лысой горке с почти съеденным мной снегом. Ха-ха.
К моему несчастью, про меня вспомнили и за мной вернулись. Все такие раскрасневшиеся, довольные, от слов захлебываются, глаза горят. Да там… там кайф… там ого-го… да ты не знаешь, от чего отказываешься… там дети… даже собаки… совсем не страшно… ух, со свистом… трупы? не, были поломанные, но их быстро увозили, остальные не успевали испугаться, не переживай! ... безопасно, точно говорю!… даже собаки… надо обязательно! Вердикт был однозначным и вынесен тремя голосами против одного моего слабого «может, все-таки я лучше здесь вас подожду? хотите я в термос чая налью, а?».
Я ужасно боюсь высоты. Я боюсь летать. Я боюсь, когда меня отрывают от земли хотя бы на 5 сантиметров. Я боюсь, когда уровень моря находится ниже меня на 100 метров. Но еще больше я боюсь скорости. Неуправляемой дикой скорости. Я по жизни много чего боюсь. И жажды риска во мне не больше, чем коньяка в водопроводной воде. Но высоты вкупе со скоростью я боюсь больше всего на свете. И вот эти люди, которые прекрасно об этом знают, тащат меня на ГОРУ, чтобы я спустилась с нее на ЛЫЖАХ! А сегодня 1 января, если чо. Новая жизнь, новые «с сегодняшнего дня бросаю…», новые «с сегодняшнего дня начинаю…». И я так хочу жить! Я даже согласна жить по-новому. Ну хотите, я курить брошу? Научусь, покурю и брошу! Хотите качелю лизну? Не хотите, чтобы по-новому? Готова по-старому! Только не тащите меня на эту чертову гору, на которую я даже снизу не могу смотреть не зажмурившись!
Короче, со страху истерика у меня случилась.
Стою. Реву. Все оглядываются на меня. Дети пальцем показывают. Собаки смеются.
И… Сломалась я. Стыдно стало. Да и муж был настойчив. Может, и правда, там пряники на склоне раздают, как он говорит?
С горем пополам запихали меня на фуникулер.
Села. Поехала. Практически мгновенно я поняла, что согласилась зря. Но сижу. Еду. Считаю столбы. Голова кружится. Вниз смотреть страшно. Горло пересохло. Все, что было в горле, уже вышло через глаза и замерзло по три ручья из каждого. Мысли только о смерти. Смотрю вниз. Этажей пять подо мной. Мысли только о быстрой смерти. Долго еду. Мозги попрощались со мной еще три столба назад. Уже и слезы кончились. Уже изо рта пошли сладкие вязкие слюни. Началась агония. А что, если я незаметно не слезу с кресла там, наверху, типа заснула, и просто поеду обратно? Ведь едут же пустые кресла обратно! Да! На этой мысли твердая мужская рука выдернула меня из кресла и выволокла на вершину горы. Я посмотрела вниз… и пожалела, что пятнадцать минут назад не настояла на облизывании всех качелей в карпатском округе, а пять минут назад не спрыгнула с высоты пятиэтажки. Ведь теперь мне предстояло ЕХАТЬ с высоты ДВАДЦАТИэтажного дома! Я попросила пистолет и пулю.
- Лыжи клином – тормоз, на попу не падать.
- Что?
- Лыжи клином – тормоз, на попу не падать.
- Это вы мне?
- Оля, йоптваюдивизию, ты уже двадцать минут стоишь и смотришь вниз!!! Мы сегодня поедем или нет?!
- Молодой человек, а вы… кто?
- Ды йошкинматрёшкин, муж я твой, едь! Люди уже по три раза спуститься успели, пока ты тут сопли жуешь!
Стою. Смотрю вниз. Ноги клином – тормоз (ну хоть что-то запомнила). В глазах по килограмму замерзших слез. Сердце вышло через пятки за ненадобностью. Хочу убежать, но не знаю, как отстегиваются лыжи. Молю небо, чтобы оно меня разбудило. Мысленно прощаюсь с мамой.
- Девушка, Вы тоже в первый раз?
- А?
- У вас такой вид, как будто вам страшно.
- Да? – от удивления проморгалась я, чтобы лучше увидеть моего внезапного психолога.
- А давайте вместе? – сказал он, присел, махнул своей джинсовой попой, набрал скорость и нырнул в сугроб.
По траектории полета товарища и технике исполнения им виража я поняла, что его инструктором сегодня была бутылка водки. Не знаю, что больше меня заставило тронуться с места – желание помочь бедолаге или волшебный пендель сзади, но через секунду я уже стремительно летела четко вниз. Мой марш-бросок сопровождался криком, в котором кроме жесткого мата не было ровным счетом ничего ценного, и логично закончился в сугробе неподалеку от моего психолога. И вот лежу я, глаза отдельно, желудок отдельно, слезы в уши заливаются, елки хихикают, небо ржет прямо в душу, психолог кряхтит рядом, уже готовится к покорению нового сугроба. Лежу и думаю: «какого я тут разлеглась, он щас там все сугробы сметет, мне падать будет не во что». Соскребла остатки воли в кулак и с мыслями «я уже достаточно пожила на этом свете» расслабила пальцы на ногах…
Ближе к концу склона все мои мышцы закончились, от падения мое тело спасали только пластмассовые валенки, намертво вцепившиеся в ноги. Внизу все мои органы, которые не умерли, танцевали диско и слезно просили на немедленном одностороннем расторжении договора аренды.
Мой первый спуск длился ровно 40 минут. 40 минут кошмара. 40 минут адского ада в аду ада.
В тот день я больше ничего не могла делать, только сидеть и нервно подмигивать.
Кстати, психолога моего лишили лыж в очередном сугробе люди в красном (инструкторы) и спустили его пешком, от греха подальше. Дошел ли он до финиша, я не знаю…