[Kamerad]

Александр Фадеев
"Броневой мускул"

Пулеметная дуэль
Снайпер убивает одного и до мокрой оторопи пугает других. Он прав и несентиментален, когда кладет пулю точно в лоб первому номеру станкового пулемета...
Я посмотрел на Ваську: зря он приподнялся над щитком, нечего там, кроме смерти, было высматривать... Отвалил пробитое тело в сторону и взялся за еще теплые от васькиных ладоней рукояти станкача. Прицел - тот же. Патронник глотает ленту рывками. Пулевая струя кусторезом сечет под корень подозрительные заросли. Больше снайперить вроде неоткуда... Чисто!
Война - это игра в обман, для которой требуется все мужество, на какое ты способен, сидя на шаткой солдатской жердочке. В августе 1942 года нас, сибиряков, не доучили в Омске на пулеметчиков - дернули на фронт, сказав: «Кто отличится в боях, тому звание присвоим досрочно!» Отличились все немногие, кто выжил, но звания на погоны не упали. В 17 лет как-то очень остро, по-детски еще жалеешь: обещать и не дать - все равно что отнять...
Метрах в четырехстах огоньком MG-34 мигает дзот, нащупывая мой «максим». Хорошенькая дистанция для дуэли! Один сидит в земле под накатом, другой - за травой в ложбинке. В поединке этом секундантов нет. Кто кого обманет, тот и прав.
Немец пристрелялся. Трава вокруг уже поредела от такого сенокоса. Все, надо менять позицию. Одному тяжелый «максим» таскать - мука! И выбора нет. Вскочил и - тут он меня допек! Стукнуло так, что очухался только в траве и далеко от брошенного станкача. Идти я не мог - угадало прямо по тазовым костям. Пополз в сторону большака, надеясь, что там меня подберет машина. Очень скоро услышал крики немецкой контратаки и вовремя забился глубоко под корень вывороченного дерева.
Подволок и взял наизготовку ППШ: если немцы подойдут - я им в копеечку стану. Шурану весь диск, а там - ешьте меня...
Я знал, что стрелять в человека очень трудно. Даже на войне. Но я готов к этому, если у меня не станет выбора. Вот я уже слышу немецкую речь. Пехота, хрустя сучьями, идет лесом. Мимо... Немцы прошли совсем рядом. Их счастье. И мое - тоже...
Трое суток я лежал на корнях в земляной дыре. Мухи вились над запекшейся кровью раны. В ней уже лежали личинки, а потом заползали черви. От старых солдат я слышал, что они полезны - рана будет чистой и скорее закроется. Потом из меня этих червяков горстями доставали...
Когда в конце третьих суток услышав русскую речь, подал голос. Медсестра, вытаскивая меня, обессиленного, из-под коряги вскрикнула: «Какой же ты легонький!»
Меня запихнули в подкрыльевую гондолу самолета У-2 и я отправился из смерти навстречу жизни. Я еще не знал, что мама уже получила на меня похоронку...

Разведка боем
Полгода я лежал в казанском госпитале. По ночам пугал соседей на койках, крича во сне: «Огонь! Огонь!» И матом. Не оставили меня эти сны, полные угрозы, и по сей день. Но тогда я поправлялся быстро. Крепко, видно, молились за меня тюменские бабки...
В пехоту я уже не вернулся. Закончил танковое училище и стал командиром танка «шерман». Машина американского производства поставлялась в наши войска по ленд-лизу и воевала до самой Победы.
Башня у «эмчи» была туповатая. Лоб корпуса тонковат. Горел танк легко, за что его ни один танкист не похвалит. Позже я слышал, что за такое свойство танк называли «горящей могилой» и «зажигалкой Ронсон: горит с первого раза!». Кроме того, ребят часто обваривало горячим маслом из трансмиссии, если даже снаряд не пробивал машину. Скорость у «шермана» хорошая, бегуч, но радиус разворота - почти двадцать метров. Хорошему танку делать такие па не к лицу - зашибут с первой болванки... Как боевой офицер, я скажу о нем так: в «шермане» хорошо только с девками целоваться. Но на Балатоне мне довелось сходить на нем в разведку боем.
Задача эта - смертельно опасная. Все стволы - против тебя. Все минные поля ждут-не дождутся, чтобы разорвать твою машину пополам.
Перед операцией просил хотя бы взвод самоходок для поддержки - пусть стрельнут и уйдут. Куда там! «Вперед! Выполнять!» Все, что смог придумать, объяснил экипажу. Лоб у нас тонковат, а броня башни - толще, чем у Т-34. Поэтому атаковать будем задним ходом - бегает «шерман», как собака, не спотыкается. При этом экипаж от снарядов противотанковых орудий будет прикрыт двигателем, а башню развернем назад, чтобы пушкой и пулеметом почесывать немцев. Повезет - выживем. Механик-водитель у меня был опытный, мы понимали друг друга с полуслова. Забрались впятером в машину и стартанули, стреляя на ходу. Выскочили почти до самой немецкой траншеи, давя противопехотные мины, и, отбиваясь пушкой, помчались назад. По «шерману» стреляла вся оборона. Но меня беспокоили лишь противотанковые орудия. Заметив вспышку, я мгновенно давал команду «стоп», сбивая взятое по нам упреждение. Снаряд перелетал, едва не касаясь башни... Один из трех моих орденов - за эту разведку боем.

Маневр и огонь
Что бы ни говорили, а нас, танкистов, никто не заденет: умели мы воевать - маневр и огонь, душа из тебя вон!
Последний из трудных и опасных боев для нашего экипажа Т-34-85 был в Вене. Головной танк моего друга Лешки Агапова болванкой снесло с моста через Дунай. Мне орут: «Давай!» Разогнали машину, насколько смогли и помчались по мосту, виляя и резко оттормаживаясь. Не попали! Вылетел на Королевскую площадь и с ходу, отвернув башню, проломил стену дворца, выехал через другую во внутренний двор и пошел ломать по тылам все, что попадет под гусеницы. Только хруст стоял! Дал минутку ребятам - проскочили они мост и судьба дворца, как узла обороны, была решена. Вот что такое танки!
Еще с Венгрии возил на корме «тридцатьчетверки» бочку с вином. Была она у нас чем-то вроде талисмана. Всем экипажем решили: вскроем в Берлине. Дошли и - выпили за Победу! Еще и американцам осталось. На радостях нарезались они так, что с брони нашей падали...