[vik 01]

«Бесприданница» на «социалистических полях»

Поиски и находки
Виталий ЧЕРНИКОВ

(Окончание. Начало в №№159-160).

Неужто в тот год не одно, а два помещения в районе именовались театром? О культурной жизни Воробьёвки в первой половине 1930-х не известно практически ничего, и блуждание среди белых пятен, конечно, может привести к путанице. Районный театр, судя по письму, предлагалось сделать основной точкой, где спектакли – восемь вечерних и один утренний в месяц – могли посмотреть жители Воробьёвки и близлежащих колхозов.

Столько же спектаклей предлагалось показать и на территории центральной усадьбы зерносовхоза. Добавим к этому четыре выезда в месяц «на отдалённые оборудованные площадки по усмотрению районных организаций». Автор письма предлагает создать худсовет из представителей труппы, зерносовхоза и района. Тот должен был собираться не менее одного раза каждый месяц.

На 10 мая был запланирован торжественный вечер, посвящённый годичной работе театра. Однако дальнейшие события развивались, похоже, не по оптимистическому сценарию. В разгар лета политотдел получил жалобу на то, что при завершении зимнего сезона часть выездов осталась неоплаченной. Написана она карандашом на бланке Первого совхозного театра Воронежского УТЗП; это позволяет мне предположить, что труппа Трапезникова сменила свой статус.

Именно в то лето 1935-го в Воробьёвском районе оказался Осип Мандельштам. Сосланный в Воронеж за антисталинские стихи, поэт был командирован «Коммуной» для написания очерка о колхозной жизни.

Поездка вывела Мандельштама из депрессии. Увлечённый увиденным, он замыслил даже книгу о деревне. Но не написал ни книги, ни очерка. Конечно же, поэт понимал: объективно рассказать об увиденном ему не дадут, а создавать официозную агитку он не хотел и не умел. От той поездки остались лишь полудневниковые наброски.

«Я заметил, что уборочная кампания в зерносовхозе подготовлялась как будто гигантский прыжок с парашютом: раскроется или не раскроется. Представьте себе этот парашют, на котором повисли десятки комбайнов, тысячи га земли и тысячи людей.

Все время, когда я сопоставляю хозяйство зерносовхоза с колхозными полями, мне приходит в голову ещё другое сравнение: не только площадь, но и глубина машинизированного зернового хозяйства, глубина эта еще не освоена людьми. (Нельзя же допустить, чтобы ремонтная мастерская оказалась более стихийной, чем производящая земля, чем погода.) День начальника политотдела и директора совхоза разворачивается в богатейшую кинофильму: обозрение зернового океана, машин и людей. Две машины мчатся друг за другом по бархату грейдерных дорог.

С комбайнов снято шесть магнето. Сам директор везет их на починку».

Уцелели записи о ночных беседах поэта прямо на улице зерносовхоза с начполитом «о том, что у нас называют культурой, т.е. о глубине деятельной социалистической жизни. Начполит дал этому ночному разговору неожиданный оборот – «Вот и мы ведём борьбу, даже объявляем кампанию: «За культурную тряпку для тракториста»: она вся промаслена, пыль на неё садится».

Звезды, культура и эта тряпка.

Мне кажется, такого умения, такой потребности обобщать детали мир ещё не знал. Этой тряпкой будет стёрто всякое общее место, всякая фраза: т.е. всё гиблое, проваливающееся, притворяющееся, пустое».

Упомянут Мандельштамом и театр. Контекст совсем не героический: «Секретарь парткома соглашается, что театр без продолжающей культработы — культрастрата».

И ещё одна цитата: «Никаких следов какой бы то ни было культработы, кроме засушенных гирлянд в некоторых столовых, при объезде гигантской территории совхоза не обнаружено. Воробьёвский театр не обслуживает даже совхозной периферии: не на чем доставлять зрителей.

Вздох партсекретаря о пятёрке актеров для полевых бригад».

Тем летом хозяевам района оставалось лишь констатировать провал театрального проекта. Наверное, замысел изначально был утопическим: труппа Трапезникова оказалась не готова жить и работать в предложенных условиях, да и зрители, можно предположить, «не доросли».

В 1940 году, выступая на первой всесоюзной режиссёрской конференции, Павел Трапезников вспоминал:

- Когда пять лет назад мы в первый раз поехали в один из отдалённых районов показывать пьесу «Бедность не порок», нас встретили чрезвычайно недружелюбно. Зрители были очень недовольны, когда увидели нас в гриме: «Они совсем не смешные и не страшные, и нет у них собак». Оказалось, район этот питался до того времени исключительно какими-то бродячими клоунами (с собаками!).

По словам Людмилы Гузенко, с собой Трапезников забрал и семерых рабочих. Возможно, были среди них и артисты-самородки? В августе в политотдел поступила докладная от киномеханика Слепых. Главная мысль её: работать в таких условиях невозможно. Для аппаратуры нужно 220 вольт, а электростанция способна дать напряжение лишь в 130-140. «Затем обещали в дирекции совхоза, что при демонстрировании картин будет оказано полное содействие для нормальной работы в кинокамере, получается обратное. 4/VIII-35 г. демонстрировался «Гость из Мекке» (так! – В.Ч.), и во время сеанса напряжение электростанция давала 130-150 вольт, отчего мотор очень тихо шёл, а иногда останавливался, кроме того, во время сеанса выключали 3 раза свет, что отражается как на зрителей, так и на аппаратуре». Потом свет в зале вообще вырубили. Так и не узнали в зерносовхозе, чем фильм закончился.

«Навести порядок в театре» - такую заметку опубликовала 16 сентября 1935 года газета «Боевик» - орган политотдела и рабочкома Воробьёвского зерносовхоза. «Долго ждали открытия звукового кино. Со дня на день ждали получения киноаппарата, а затем установки. Аппарат установили, а звуковых картин нет, начали демонстрировать немые кинокартины, вернее сказать, начали издеваться над зрителем.

В чём выражается издевательство – приведём пример.

Вот 1 сентября объявляют, что будет показана картина. Картину откладывают на другой день, так как в первый день не успели привезти. На другой день киносеанс начинается в 12 часу, ждать до этого времени редко кто соглашается, уходят домой, но деньги им не возвращают. Были и такие случаи, что картины не показывали и деньги за проданные билеты не возвращали».

Автор заметки, подписавшийся «Мир», не упомянул актёрскую труппу. Была ли она в театре к сентябрю 1935-го? Выглядит всё так, будто к осени у местного руководства ориентиры окончательно сдвинулись в сторону кинематографа. Проблем, как видим, меньше не стало.

Среди направленных в политотдел зерносовхоза в 1936 году заявлений и докладных записок, которые я нашёл в ГАОПИ Воронежской области, имеется и очередная, написанная 17 апреля карандашом на тетрадном листе в линейку докладная Слепых – уже зав.театром. В других бумагах его называют заведующим клубом. Видимо, по сути так оно и было.

«Довожу до Вашего сведения, что в театре по сей день не делается никакого ремонта. И больше того, нет хозяина помещению и инвентарю». Чувствуется отчаяние заведующего. После того, как с крыши сорвало доски, тот уже не однажды докладывал в местные инстанции о необходимости хотя бы мелкого ремонта. И хотя работа стоила максимум 5 рублей, Слепых всюду получил отказ.

Безрезультатна была и просьба помочь склеить несколько развалившихся стульев. «Затем. Вокруг театра имеется изгородь. Она под тяжестью снега пришла в негодность. Это также требует своевременного ремонта, т.к. мной проектируется вскопать вокруг театра и произвести посев и посадку цветов в этом палисаднике, при условии, конечно, если мне пойдут навстречу хотя бы в отпуске денег на семена цветов», - пытается выбить хоть какие-нибудь средства Слепых.

Какие уж тут спектакли с профессиональными актёрами – даже звуковое кино продолжает работать с постоянными сбоями, и для ликвидации дефектов в звуке Слепых предлагает «сменить у проектора киноаппарата мотор с 1400 оборотов в минуту на мотор в 2800 оборотов». На это нужно 400 рублей.

Так что не совсем ясно, была ли организована культурная программа для делегатов состоявшегося месяц спустя в театре общесовхозного слёта стахановцев, поводом для которого стало окончание весеннего сева. Надеюсь, хотя бы стулья починили.

Обращение политотдела в ЦК профсоюза РЗС, хранящееся среди документов 1936 года, датировано 19 июня. Ещё одно подтверждение того, что строительство театра должно было стать событием отнюдь не локального масштаба: «Создалось нелепое положение, т.е. затратили средства, нашумели на весь Союз, а театра фактически нет, т.к. дело до конца не доведено. Оставлять театр в таком виде, какое сейчас, было бы преступлением. Это означало бы издевательство над культурным строительством и забвение интересов культурного обслуживания работников совхоза».

На постройку театра было потрачено более ста тысяч рублей, однако использовать здание оказалось практически невозможно.

«Большая вращающаяся сцена не оборудована декорациями, а изготовить своими силами декораций для такой сцены невозможно». Не оказалось средств и на устройство отопительной системы, штукатурку и ремонт протекающей крыши.

В декабре начальник политотдела зерносовхоза И. Михайлов известил ЦК профсоюза РЗС о том, что в театре сделан ремонт – своими силами. «Отремонтирована крыша, переделаны все печи и две сделаны новые, отремонтированы двери и рамы, заново сделана штукатурка, оборудовано помещение для библиотеки, произведена побелка здания». Михайлов счёл нужным упомянуть, что «сейчас в театре работает драмкружок».

О том, что пару лет назад здесь работала профессиональная труппа, предпочёл не писать.

Спектакли силами самодеятельности ставились здесь даже в годы Великой Отечественной. Всё та же Людмила Гузенко вспоминает, что ещё в 1960-е сцена вращалась:

- Её крутили вручную. У нас, детей, была забава: мы садились на сцене в кружок и катались. А после ремонта всё заделали. Механизм так под сценой и остался.

Источник: газета «Коммуна» № 161 (26183), 31.10.2013 г.