[vik 01]

Присягнувший песне

Из дневников и блокнотов военного корреспондента
Григорий Улаев

(Продолжение. Начало в №№50-53 за 2014 год, №№1, 2, 4-15 за 2015 год)

Далее следуют знакомые воинам-западникам понятия. Иные из них уже упоминались в посвящении Константина Симонова. Правда, как и следовало быть, в своей оправе, при своих аргументах, построении и тональности. Далее шли… Смоленский тракт, сухой и гладкий, комья выжженной земли, огнем обугленные шпалы, винтовки в скрюченных руках, ночные душные привалы на белорусских большаках. Бомбежки сел и городов, сирены тревог воздушных, плач маленьких детей и скорбных женщин у дымных беженских костров, трассирующие пули, стрельба орудий, гул над головой. И вывод автора касательно себя и товарища:
В тех днях, расколотых снарядом,
Не сдал, не оступился я.
И было радостно, что рядом
Стояла молодость твоя.
Автор указывает также когда, где, в какой обстановке родилась их дружба. Адрес дан весьма точный. Смоленский Днепр, свирепый ветер доносит гаубичный гром, а через Днепр по кромке ила шли бесконечные стада. И…
Здесь дружбой нас соединила
Большая летняя беда.
А дальше – двадцать строк уже о самой дружбе. О её существе, её атрибутах и проявлениях. Так:
Черней осенней ночи вести
К нам шли из-за Березины.
И каждый понял – только вместе
Мы этот груз поднять сильны.
Сквозь ночь, казавшуюся адом,
В рассвет поверив горячо,
Мы стали пробираться рядом,
Рука к руке, к плечу плечо.
Где всех кругом подряд косила
Войны железная коса,
Любви и ненависти сила
Сливала наши голоса.
Сквозь дым ночей и сумрак серый
Мы бережно несли вперёд
Негаснущее пламя веры
В наш русский, в наш родной народ.
А тех, кто верить не устали,
Союзом душ роднит беда,
Такая дружба крепче стали,
Она приходит навсегда.
Находясь подо Ржевом, за который шли упорные кровопролитные бои, Алексей Сурков написал и второе стихотворение, посвященное Константину Симонову. Но о нем разговор будет позднее, в свой черед.

В период, когда наши войска, разгромив гитлеровские полчища под Москвой, продолжали наступление и на ряде участков уже вошли в пределы Смоленщины, у Алексея Суркова произошел праздник души. Его личное послание жене «Бьется в тесной печурке огонь» обрело музыку, стало песней «В землянке». А произошло это таким образом.

Однажды в здание «Гудка», куда перебралась редакция «Красноармейки», наведался композитор Константин Листов. Он «обложил» поэтов, требуя: «Давайте стихи для песен. И желательно лирические». Те мялись, выражая даже видом, что песенных текстов у них нет. Лишь Алексей Сурков, вынув заветную тетрадку, протянул композитору листок, написанный прямым, округлым почерком. Сказал, предупреждая: - На, посмотри. Только учти – вещь сугубо личная, послание жене.

Листов читал рукопись медленно. Может, уже прикидывал в уме что-то. Или пробовал про себя слова нараспев. Ответ же выложил скороговоркой и радостно:

- А это то, что надо. Великолепно!

Прослышав о посещении композитора и его решении написать песню на слова сурковского послания жене, фотокорреспондент редакции Михаил Савин, отличавшийся утонченной музыкальностью, взялся за гитару. Он подобрал музыку, и мы разучили песню.

Константин Листов вновь появился в редакции недели через две-три, с нотами песни «Землянка». Начинаем пробовать её на голос. Она не шла. Мы невольно сбивались на мотив Миши Савина. Композитор прислушался к нему. Еще через неделю он принёс несколько видоизмененные ноты. И тогда песня пошла. У нас в коллективе «Землянка» быстро стала такой же популярной, как народные песни «Ревела буря, дождь шумел», «Славное море – священный Байкал» или «Глухой неведомой тропою», но ближе и душевней их. Мы стали петь её прямо с листа.

Первым эстрадным исполнителем «Землянки», по свидетельству самого Листова, стал боец-зенитчик из Николаева Михаил Парфенов. До войны он окончил музыкальное училище и некоторое время работал в Красноармейском ансамбле песни и пляски имени Александрова. На фронт Парфенов пошёл добровольно и, неожиданно встретившись с Листовым, стал исполнять его песню. В мае 1942 года композитор прислал зенитчику экземпляр нот с надписью: «Первому исполнителю «Землянки» Михаилу Парфенову от автора. К.Листов».

После войны Михаил Парфенов стал профессиональным актером, работал солистом во Львовской филармонии, а ноты с автографом композитора подарил краеведческому музею родного города Николаева.

Фронтовики помнят, какую быструю и широкую популярность получила «Землянка» в войсках, перебрасываясь из части в часть, с одного фронта на другой. Для её популяризации среди воинов-западников немало сделали и мы – корреспонденты газеты «Красноармейская правда». Бывая в частях, мы скрашивали ею настороженный отдых бойцов, делились с ними примечательными, душевными, берущими за сердце словами.

На Западном фронте Алексей Сурков создал ещё два цикла стихов. Не равнозначных по количеству и отличных по манере письма. Один – семь стихотворений, автор посвятил жене Софье Кревс. Назовём их первоначальными строками. «Положи мне на плечи руки», «Сядь у костра», «Не спится всё равно», «Дорога и трепет ракет над ней», «Полукружьем пологим выгнут каждой пули быстрый полёт», «От пушки на лугу косая тень», «Знаю – ты тоскуешь, дорогая», «Трупы в черных канавах», «Разбитая гать», «День к вечеру клонился, чуть дрожа».

В этих строках поэт опять-таки лично обращается к своему самому близкому человеку-другу, отчитывается любимой. Даже можно сказать, исповедуется перед ней. Рассказывает о своей фронтовой солдатской жизни, о трудностях и опасностях, о думах, печалях и мечтах, о тяжкой душевной боли, которую доводится испытывать, видя выжженные города и села, кровь и смерть тысяч советских людей, зверства фашистов.

Приведу полностью начальный стих цикла:
Положи мне на плечи руки
И в глаза прямее взгляни,
Если б знала ты, сколько муки
Сердце приняло в эти дни!
Нелегко ходить без оглядки,
Не мигая, в огонь смотреть.
Возле губ наших горькие складки
Будет трудно стереть.
Даже если к полкам и ротам
Мир придет в окопную глушь,
Мы не скоро назад воротим
Равновесие наших душ.
Сменит вспышки ракет зарница,
Зарастут окопы травой,
А солдату все будут сниться
Рев мотора и бомбы вой.
Все же верю — пройдет война.
И над выжженными полями
Оживет убитая нами
В этот страшный год тишина.

Западный фронт. 1942г.
Стихотворение настолько определенно и выразительно, что не нуждается в особых комментариях. Хочется только подчеркнуть неколебимую веру автора в конечную победу над врагом. Скоро ли она придёт?

В другом стихотворении он говорит: «Да, война окончится не скоро, но придёт ведь и конец войне». Что ж, отмечено верно. Стихи этого цикла сродни «Землянке». Та же манера письма, в форме личного обращения к любимому человеку, тот же сердечный доверительный разговор, та же неприкрытая правда войны.

Другой цикл включает двенадцать стихотворений, самых различных по содержанию и настроению, общих и личных, о себе и о других. Их объединяет место и время написания. В конце каждого значится: «Под Ржевом. 1942г.».

Почему под Ржевом? В июле-августе и в ноябре-декабре 1942 года там шли упорные кровопролитные бои. Войска двух фронтов – Западного и Калининского – штурмовали город, превращенный противником в мощный опорный пункт. Сражение не затихало ни днём, ни ночью. И всё ж освободить город тогда не удалось. Поэт с болью писал:
Леса пожаром осени горят,
От северного ветра порыжев.
За косогором сорок дней подряд
Пылает старый русский город Ржев.
Алексей Сурков побывал в районе Ржева несколько раз. Вначале как специальный корреспондент фронтовой газеты «Красноармейская правда», потом – уже представляя центральный орган Наркомата Обороны «Красную Звезду». Задерживался там на неделю, декаду, чтобы больше увидеть, с большим числом штурмовавших бойцов встретиться.

Все стихотворения этого цикла так или иначе подсказаны обстановкой или событиями, которые происходили тогда под Ржевом. Причем поэт отражал не общую картину баталий, а волнующие частности: приметы войны, типические черты характера советского человека, его психологического портрета.

Вот автор увидел, как «Над умытым росой кирпичом клонит горькие грозди калина», и услышал, что «неизвестно о ком и о чем на закате грустит мандолина…». А то уловил такую волнующую деталь: «Когда на минуту замрет канонада, в небе слышен печальный крик журавлей». И, выражая сочувствие перелётным птицам, говорил им: «Не найдете вы нынче, залетные гости, на просторной земле островка тишины».

Но совсем по-другому рассказал поэт о матери, пришедший «оттуда» и скорбевшей по убитой дочери. Её слова болью обжигали души солдат. На них будто вдруг упали горы, будто вымер шумный их привал. И заключение, выражая ярость и ненависть к врагам: «Только кто-то скрежетом затвора тишину ночную разорвал».
(Окончание следует).

Источник: газета «Воронежская неделя», № 16 (2210), 22-28 апреля 2015 г.