[ЮРАЕЦ]

На Воронежском фронте (часть 2)

В 1942 г. артиллерийские батареи на нашем участке фронта должны были каж-дый раз получать разрешение на открытие огня, а моих 120 мм мин я мог рас-ходовать сколько хотел. Они были гораздо дешевле артиллерийских снарядов, т.к. их могли отливать на любых, едва приспособленных производствах, а ар-тиллерийские снаряды выпускали лишь на специальных заводах министерства боеприпасов. Вместе с тем, 120-мм мины весом 16 кг имели больший радиус поражения, чем артиллерийские снаряды такого же калибра. Поэтому, с учетом дефицита артиллерийских снарядов, командиры стрелковых батальонов и рот часто просили меня поддержать их огнем, и я, как правило, не отказывал им, если до их целей у меня хватало дальности стрельбы. Часто я получал и указа-ния от командира полка о поддержке огнем какой-либо стрелковой роты. При этом на основной огневой позиции в Маховатке я имел два взвода, а один взвод оставил на опушке леса для ведения огня ночью, когда огневую позицию легко засечь.

Вскоре большая активность моей батареи надоела немцам. С 1-го сентября они стали вести пристрелку, и 3-го сентября несколько снарядов разорвалось непосредственно на основной огневой позиции. Трое наших солдат были легко ранены. После этого я решил значительно улучшить инженерное оборудование огневой позиции. Вспомнил все, чему меня учили на курсах. Углубили миномет-ные окопы, построили ходы сообщения полного профиля между минометными окопами. Построили под домами блиндажи с перекрытиями из 40-50 см бревен, которые готовили в лесу. Запретил появляться на огневой позиции вне укрытий. Больше мы потерь личного состава на огневой позиции не имели, хотя обстре-лы продолжались.

10 cентября, взяв с собой ординарца Шебалина, я пошел в третий батальон, откуда звонили и просили помощи. Немецкий пулеметчик не давал им покоя. Батальон располагался у Дона в районе деревни Медовка. В штабе батальона нас направили в роту, откуда и поступила просьба о помощи. Путь в роту лежал через высокие камыши и на первый взгляд не представлял особой опасности, хотя здесь до немецкого переднего края было уже совсем близко. (Дон выше Воронежа имеет небольшую ширину). Командир роты встретил меня с радо-стью, и сразу мы пошли к Дону. Недалеко от реки — остановились и стали рас-сматривать в бинокли противоположный берег. Рядом был ход сообщения, но казалось, что высокая, в рост человека, трава является достаточным укрытием. Видимо, все же блеск биноклей выдал нас и привлек внимание немецкого пу-леметчика.

Никогда раньше я не был под прицельным пулеметным огнем. Неожиданно кру-гом нас все затрещало. Мы упали, и где-то рядом слышался свист и стук пуль, пролетающих и попадающих в землю. Командир роты громко позвал санитарку. Я, оправившись от неожиданности, почувствовал жжение в правом бедре. Ока-залось, что я получил ранение в верхней трети правого бедра. Из бедра торча-ла немецкая пуля. Позднее стало ясно, что это было легкое ранение, но сразу встать на раненную ногу было очень трудно. Командиру роты достались три пу-ли (в колено и в обе руки).

В медсанбате я провел 4 дня и, узнав от кого-то, что наш полк готовится к на-ступлению, 15 сентября утром сел в кабину проезжавшей мимо машины моей батареи и вскоре был на полковом медпункте, где договорился с врачом, что буду ездить на перевязки. Затем дня четыре пролежал на батарее. В один из вечеров позвонил командир полка Сычев. Услышав мой голос, строго спросил: «Почему не докладываешь, что вернулся на батарею?» Я что-то буркнул, ка-жется, что только что собирался доложить.

22 сентября снова позвонил Сычев: «Гольдштейн, сматывай удочки!» Через не-сколько часов я был со всей батареей в лесу у штаба полка. Сычев, увидев ме-ня с палкой, явно доброжелательно поприветствовал: «У, хромой черт!» Рань-ше мне передавали, что, узнав о ранении меня и командира роты, командир полка страшно ругался и он, безусловно, был прав. Но когда я сбежал из мед-санбата и оказался на своей батарее, он явно сменил гнев на милость и отно-сился ко мне очень хорошо.

Оказалось, что опять готовилось небольшое наступление в целях захвата еще одного плацдарма на правом берегу Дона. Наш полк переводился на участок фронта на 7-8 км ближе к Воронежу в район села Новоподклетное. В этом не-большом населенном пункте Сычев велел мне занять огневую позицию, уста-новив минометы за домами. Видимо, до этого ему понравилась моя огневая по-зиция за домами в Маховатке. Однако, когда я подъехал поздно ночью в Ново-подклетное, там уже занял позиции целый минометный полк. За домами стояли двадцать таких же, как в моей батарее, 120 мм минометов. Поэтому я принял решение поставить батарею на обратном скате небольшой возвышенности не-много правее и позади Новоподклетного. Радиосвязи мы тогда не имели, и я смог доложить командиру полка о принятом мною решении лишь через пару часов, когда мы подключились к полковой цепочке связи. Он сначала проявил некоторое недовольство, но затем, когда я объяснил ему, что сумею с этой по-зиции поддержать наши роты огнем на всех необходимых участках, согласился с моим решением.

На следующий день действия немецкой авиации подтвердили правильность принятого мною решения. Около 10 часов утра немецкие самолеты стали сбра-сывать бомбы на позиции минометного полка в Новоподклетном, и там были потери. Сычев, естественно, больше не спрашивал, почему я не точно выпол-нил его указание. Через пару дней мне удалось перевести огневую позицию ба-тареи на этом участке ближе к переднему краю в глубокий овраг, откуда мы могли вести огонь и днем и ночью. На этой огневой позиции в овраге в 700 м от Дона моя батарея простояла более двух месяцев, и мы совсем не имели по-терь.

В начале октября командир полка вызвал меня на плацдарм на свой передовой командный пункт на правом берегу Дона. Накануне нашему полку удалось про-вести небольшое наступление и расширить этот плацдарм. Сычев хотел иметь под рукой командиров батарей в целях лучшей поддержки пехоты в случае ожидавшегося контрудара немцев. До немцев здесь было совсем близко, но за-то имелись укрытия, хорошо оборудованные в высоком, обрывистом берегу До-на.

Немцы пытались вернуть небольшой участок потерянной территории и таким образом значительно уменьшить территорию нашего плацдарма или совсем его ликвидировать. Более часа они вели артиллерийскую подготовку и затем неоднократно пытались выбить роту нашего полка с занимаемой ею позиции. При отражении этих атак большую роль сыграла огневая поддержка стрелковой роты всеми имеющимися в полку средствами и, в частности, моей 120 мм ми-нометной батареи, 76 мм артиллерийской батареи и роты 82 мм минометов. Причем, по просьбе Сычева, мне удалось удачно координировать огонь указан-ных средств, и наши пехотинцы успешно смогли отбить все атаки и удержать свои позиции. Но в отдельные моменты огонь немецкой артиллерии и миноме-тов был очень интенсивным, в том числе по переправе и участку берега Дона, в котором находились наши укрытия. Когда немецкие атаки наконец закончились, Сычев зазвал меня к себе в блиндаж и сказал, что назначает меня начальником артиллерии полка. Он добавил также, что надеется согласовать это назначение со штабом дивизии. Такая должность в стрелковых полках была тогда недавно введена.

Через пару дней, когда обстановка стабилизировалась, передовой командный пункт полка был переведен на левый берег Дона, и я там находился несколько дней, исполняя обязанности начальника артиллерии полка. Но через некоторое время в полк прибыл назначенный официально начальником артиллерии наше-го полка старший лейтенант Стативко. Он был моложе меня на год и до этого командовал такой же, как моя, минометной батареей в соседнем 605 стрелко-вом полку нашей дивизии. Вскоре у нас сложились хорошие взаимоотношения. (Сейчас я думаю, что, вероятно, меня не утвердили в этой должности, учитывая мою фамилию). После этого я вернулся на свою батарею, причем не помню ни-какого сожаления по поводу того, что меня не утвердили в новой должности. Видимо, тогда мне не совсем было ясно, чем должен повседневно заниматься начальник артиллерии стрелкового полка, а на батарее я чувствовал себя уве-ренно. Вскоре, в октябре, мне присвоили звание старшего лейтенанта.