[ЮРАЕЦ]

В конце ноября, когда стало известно об успешном наступлении наших войск под Сталинградом и окружении армии Паулюса, в дивизии стали говорить о ве-роятности скорого перехода в наступление, но сроки его все откладывались. Только примерно 10 января 1943 г. наша дивизия получила приказ совершить марш около 50 км вдоль Дона на юг для последующего ввода в прорыв оборо-ны немцев. Наш полк совершил такой марш в течение двух суток в район насе-ленного пункта Масловка. Причем двигались мы только в темное время суток по бездорожью, оставив свои автомашины в тылу полка. Взамен батарея полу-чила 8 или 9 повозок, каждая с парой лошадей.

На другой день после прибытия в Масловку я должен был выбрать огневую по-зицию сравнительно недалеко от берега Дона, где временно заняли оборону наши батальоны. Проведя рекогносцировку района, я обнаружил, что весь уча-сток покрыт зарослями высокой, в рост человека, травы. Причем на этом до-вольно ровном участке имелась только одна лощина, которая была отмечена на картах.

На первый взгляд напрашивалось решение выбора огневой позиции в этой ло-щине. Но поскольку эта лощина отмечена на карте, немцам было бы легко до-гадаться, где стоит моя батарея и открывать по ней огонь. Нас еще на курсах в академии учили, что немецкая акустическая разведка не может засечь позицию минометной батареи из-за глухого (не четкого) звука стреляющих минометов. Поэтому я поставил батарею на ровном месте в очень высокой траве метрах в 150 левее этой лощины. Через пару дней мне подвезли машину мин, и я не без гордости демонстрировал заехавшему на батарею командиру полка Сычеву: как только моя батарея открывала огонь по немцам, одна-две немецких бата-реи открывали ответный огонь по пустой лощине справа от моей огневой пози-ции.


В наступлении

Ранним солнечным морозным утром 23 января 1943 г. нас, наконец, вводили в прорыв в немецкой обороне, который за несколько дней до этого обеспечили наши соседи слева, начавшие наступление 12-14 января южнее Воронежа, где они прорвали фронт 2-й немецкой и 2-й венгерской армий. Наша дивизия пере-ходила на правый берег Дона по льду по сравнительно узкому проходу в мин-ном поле, подготовленному саперами. К концу дня наш полк подошел к боль-шому селу Кочетовка юго-западнее Воронежа. В этом селе располагались склады продовольствия и боеприпасов немецкой группировки, еще обороняв-шей Воронежский плацдарм. Кочетовку оборонял небольшой гарнизон, но по-пытки дивизии взять ее с ходу привели к большим потерям, и нашему полку пришлось провести под этим селом около трех суток.

На третий день, после того, как попытки фронтального наступления на Кочетов-ку оказались безуспешными, была сделана попытка обойти Кочетовку по овра-гам. Когда немцам стало ясно, что наш полк перерезал предпоследнюю дорогу, и им грозит окружение, в ночь на 28 января они взорвали несколько складов и быстро ушли из Кочетовки. Наутро батальоны нашего полка, имеющие сравни-тельно легкое вооружение, прямо через овраг вышли на дорогу за Кочетовкой и по приказу командира дивизии двинулись за отступающими немцами. Вся же артиллерия дивизии, включая и мою батарею, вынуждена была вернуться по дорогам и пройти через Кочетовку вместе с двумя другими полками дивизии. Это позволило немцам несколько оторваться от наших войск, т.к. они легко от-бивались от пехоты нашего полка, лишенной артиллерийской поддержки.

Выступить из Кочетовки артиллерийский полк дивизии и вся артиллерия нашего полка смогли только следующим ранним утром 29 января. Причем из-за недос-татка транспортных средств я взял с собой только два взвода. Маршрут наш лежал через Верхнее и Нижнее Турово к ж.д. станции Курбатово. При подходе к этой ж.д. станции мы услышали стрельбу, и я получил приказание командира полка развернуть батарею на огневой позиции на окраине населенного пункта, из которого слышались одиночные выстрелы. Но буквально через одну-две ми-нуты я был вторично ранен, скорее всего, пулей снайпера. Ему, видимо, было легко отличить фигуру командира, одетого в белый полушубок с биноклем на груди. Ранение, на этот раз в мягкие ткани предплечья правой руки, оказалось снова легким. Поэтому, с разрешения командира полка, я передал временно своему заместителю лейтенанту Хворосту следовавшие со мной два взвода, а сам вместе с ординарцем вернулся на несколько дней в Кочетовку, где еще ос-тавались тылы полка, санитарная рота и один взвод моей батареи. В конце первой декады февраля мы присоединились к основным силам полка в селе Курской области — Останино.

В дальнейшем до конца февраля нашей дивизии пришлось принять участие в довольно необычном наступлении. Оно проводилось в ходе Воронежско-Касторненской операции. Немцы, явно напуганные гибелью армии Паулюса в Сталинграде, довольно быстро отходили под натиском войск Брянского, Воро-нежского и Юго-западного фронтов. Причем на левом фланге Воронежского фронта наша дивизия совместно с еще пятью стрелковыми дивизиями быстро продвигалась в направлении от Воронежа к г. Сумы. В это время часть немец-ких и венгерских войск, которым удалось вырваться из грозившего им окруже-ния в районе Воронежского плацдарма, отступала позади наших шести стрел-ковых дивизий. В ходе этого наступления примерно первые 150 км наша диви-зия не поспевала за отступающими немецкими соединениями.

По ночам мы останавливались на отдых в больших богатых селах Курской об-ласти. Tакие села легко размещали и кормили наши войска, т.к. путь наш лежал в стороне от больших дорог, и немцы не успели забрать у крестьян собранный осенью урожай. Однако соли и мыла у населения совсем не было, и после не-скольких таких ночевок в селах мы все сильно завшивели. Помню, как, зайдя по вызову в домик, где расположились командир и начальник штаба полка, я за-стал их без гимнастерок — они били вшей. Мне приходилось от вшей особенно трудно, т.к. вши собирались на повязке раненой правой руки, и на руке в облас-ти раны целый день ощущался сильный зуд. Приходилось ежедневно вечером перевязывать раненную руку с помощью медицинских пакетов первой помощи. Благодаря этому удавалось уснуть, но к утру сильный зуд возобновлялся, т.к. вши собирались и на новой повязке. Поэтому, если утром позволяло время, я часто снова менял повязку. Но из-за частых перевязок рана на руке заживала очень медленно. Я старался также не пользоваться при ночевках предостав-ляемыми хозяевами постелями и спал где-нибудь на скамейках или на стульях.

Особенно успешно наступление шло на южном участке Воронежского фронта, где передовые части 16 февраля овладели Харьковом. Перед фронтом же на-шей дивизии во второй половине февраля немецкие и венгерские соединения явно замедлили ход своего отступления и начали завязывать бои за каждый оставляемый населенный пункт. В этих боях дивизия несла огромные потери, так как войска при быстром продвижении оторвались от своих тылов и не имели подвоза боеприпасов. Поэтому населенные пункты приходилось атаковать без артиллерийской поддержки. В результате этого территория с трех сторон вокруг захваченных нами населенных пунктов была буквально усеяна трупами наших воинов, которые долго затем никто не убирал. Выполняя строгие приказы, мы быстро шли вперед. Но в целом немецкое отступление явно заканчивалось, они без боя уже не оставляли ни один населенный пункт.

В связи с большими потерями, входя в освобождаемые населенные пункты, мы мобилизовывали всех мальчишек, которым за время оккупации исполнилось 18 лет, и мужчин, по каким-то причинам оказавшихся в деревнях (некоторые, по-пав в окружение, просто вернулись домой, другие убежали из немецкого плена). Поэтому внешний вид нашей наступающей пехоты сильно изменился, т.к. в связи с отставанием тылов новобранцев не успевали переодевать в военную форму. Внешний вид наших наступающих солдат одно время даже запутал немцев, — они решили, что с ними воюют партизаны. Когда же они разобра-лись, в чем дело, то стали при оставлении населенных пунктов расстреливать всех мужчин призывного возраста. Теперь в освобождаемых населенных пунк-тах нас часто встречали заплаканные женщины, и в некоторых избах лежали либо покойники, либо тяжелораненые мужчины или еще молодые мальчишки. В эти дни, 25 или 26 февраля, мы пересекли границу Украины и, пройдя лишь не-сколько километров, сделали остановку в небольшом населенном пункте Сум-ской области.

27 февраля в середине дня мне позвонил командир полка Сычев. Он сообщил, что в бою убит начальник штаба полка, и сказал, что назначает меня начальни-ком штаба полка, добавив, что предварительно согласовал мое назначение со штабом дивизии. Этим он, видимо, хотел подчеркнуть, что надеется на этот раз на мое утверждение в этой должности. Сычев приказал мне прибыть на окраи-ну большого села (Мирополье), на месте разобраться в обстановке и возгла-вить действия наших батальонов в ночном бою. При этом он послал со мной также двух политработников.

Оставив батарею на попечение своего заместителя лейтенанта Хвороста, я до-вольно быстро собрался в путь. Но мы смогли добраться на занятую нашими батальонами окраину Мирополья только уже в темноте. В селе шел ночной бой, и нашим глазам предстала довольно безрадостная картина. Днем в бою за Ми-рополье роты нашего полка понесли очень большие потери, но все же сумели захватить примерно десяток домов. Однако немцы, отступив в глубь села, вели интенсивный огонь с использованием зажигательных пуль, которые воспламе-няли соломенные крыши домов. На наших глазах догорало несколько украин-ских хат. За несколькими оставшимися домами находилась наша пехота, отве-чавшая немцам огнем.

К одному такому дому нам удалось проскочить. Там оказались остатки одного батальона нашего полка под командованием лейтенанта Василия Зырянова. Он познакомил нас с обстановкой и сказал, что без получения пополнения и ар-тиллерийской поддержки ни о каком дальнейшем продвижении вперед не мо-жет быть и речи. У него здесь за двумя домами осталось от батальона лишь несколько десятков человек. Мы вместе попытались по телефону связаться с командиром полка, но был уже третий час ночи, и у нас ничего не получилось. Тогда один из прибывших со мной политработников попросил у меня разреше-ния вернуться в штаб полка для доклада обстановки командиру полка. Я его отпустил.

Часа через полтора и второй прибывший со мною политработник попросил мое-го разрешения вернуться в штаб за пополнением. Теперь я сразу понял, что он просто хочет, пока темно, вернуться в более безопасное место, но я решил не задерживать его, так как не видел никакой пользы в его присутствии здесь. Для себя же я сразу решил, что останусь в Мирополье. Постепенно мы с Зыряно-вым постарались оптимально расположить оставшийся личный состав баталь-она за укрытиями так, чтобы в случае немецкой контратаки встретить противни-ка дружным огнем. Когда мы закончили эти мероприятия, я решил как-нибудь проскочить за другой дом, расположенный примерно в 30-40 метрах слева, от-куда вели огонь солдаты нашего соседнего батальона. Необходимо было разо-браться, сколько личного состава там осталось, и кто ими командует. Однако немцы все чаще пускали осветительные ракеты, и их огонь еще усилился.

В седьмом часу утра появились первые признаки рассвета, откладывать мой намеченный маневр за другую хату больше было нельзя. Я попытался проско-чить это расстояние очень быстро, но когда я был уже на уровне дома, и до по-ворота за его угол оставалось не более двух метров, я почувствовал очень сильный удар по левой руке, как будто у меня отрубили кисть руки. Хорошо за-помнилась первая проскочившая в мозгу мысль: «Эх, опять!» Но в следующий момент я завернул за угол дома и увидел вместе с солдатами командира друго-го батальона старшего лейтенанта Зварыгина. Я его тоже хорошо знал.

Но прежде всего я попал в руки санитарок. Боль в руке была совершенно не-стерпимой. Как потом выяснилось, разрывная пуля перебила локтевую кость левой руки, выбив из нее около 3 см, и повредила локтевой нерв. Выходное от-верстие раны по составленной позднее в госпитале истории болезни составля-ло 7х9 см. Девушки обработали мою рану, перевязали руку и поместили ее в специальную металлическую шину, представлявшею собой довольно жесткую сетку из проволоки, которой можно было придать необходимую форму. Когда они закончили эту процедуру, рука перестала произвольно двигаться, и от этого боль в руке стала чуть менее острой. Возможно, этому способствовал и крепкий напиток, налитый мне командиром батальона. При этом стало ясно, что в отли-чие от первых двух ранений, когда я принял меры, чтобы побыстрее вернуться в строй, в данном случае ранение было настолько серьезным, и боль в руке столь нестерпимой, что ни о каком скором участии в боевых действиях не могло быть и речи. Было также ясно, что только быстрая обработка раны в условиях госпиталя может исключить серьезные осложнения, например, развитие ган-грены. С учетом этого, мне удалось выбраться под огнем с поля боя, и к концу дня 28 февраля 1943 г. я оказался в полевом госпитале в г. Обоянь, Курской области.

Так закончилось для меня участие в боевых действиях. Но я с удовольствием вспоминаю о том, что за семь месяцев командования минометной батареей мне удалось обеспечить выполнение всех поставленных перед батареей задач при минимальных потерях личного состава. Моя батарея за этот период поте-ряла только одного человека — рядового Шанулина, и три солдата были легко ранены. Правда, в октябре 1942 г. был еще убит комиссар батареи Коновалов, когда он выполнял задание комиссара полка в одной из стрелковых рот. Но за этот же период личный состав батальонов нашего 712 стрелкового полка сме-нился почти полностью несколько раз. Причем огромные потери имели место и в обороне, и в наступлении. Поэтому меня не удивляет, что потери наших войск в войне превысили в три раза потери Германии, проигравшей войну.