[Rubin]

Станислав Лем, "Футурологический конгресс"
Смакуя молодое, терпкое кьянти, я вдруг застыл, пораженный
ужасной догадкой: если можно писать иллюзорные стихотворения и
возводить несуществующие дома, то почему нельзя есть и пить
миражи?
***
Трясущимися руками я отвернул пробку и едва вдохнул резкий
миндальный запах, как профессор отнял у меня флакон. Крупные
слезы выступили на глазах: я смахнул их кончиками пальцев и
остолбенел. Великолепный, покрытый паласами зал, со множеством
пальм, со столами, заставленными хрусталем, с майоликовыми
стенами и скрытым от глаз оркестром, под музыку которого мы
смаковали жаркое, -- исчез. Мы сидели в бетонированном бункере,
за грубым деревянным столом, под ногами лежала потрепанная
соломенная циновка. Музыка звучала по-прежнему -- из
репродуктора, который висел на ржавой проволоке. Вместо
сверкающих хрусталем люстр -- голые, запыленные лампочки. Но
самое ужасное превращение произошло на столе. Белоснежная
скатерть исчезла; серебряное блюдо с запеченной в гренках
куропаткой обернулось дешевой тарелкой с серо-коричневым месивом,
прилипавшим к алюминиевой вилке, -- потому что старинное серебро
столовых приборов тоже погасло. В оцепенении смотрел я на эту
гадость, которую только что с удовольствием разделывал,
наслаждаясь хрустом подрумяненной корочки, который, как в
контрапункте, прерывался более низким похрустыванием разрезаемой
гренки -- сверху отлично подсушенной, снизу пропитанной соусом.
Ветви пальмы, стоявшей неподалеку, оказались тесемками от
кальсон: какой-то субъект сидел в компании трех приятелей прямо
над нами -- не на антресоли, а скорее на полке, настолько она
была узка. Давка здесь царила невероятная! Я боялся, что глаза у
меня вылезут из орбит, но ужасающее видение дрогнуло и стало
опять расплываться, словно по волшебству. Тесемки над моей
головой зазеленели и снова покрылись листьями, помойное ведро,
смердящее за версту, превратилось в резную цветочную кадку,
грязный стол заискрился белоснежной скатертью. Засверкали
хрустальные рюмки, серое месиво вернуло себе утонченные оттенки
жаркого; где положено, выросли у него ножки и крылышки; старинным
серебром заблестел алюминий, фраки официантов снова замелькали
вокруг. Я посмотрел под ноги -- солома обернулась персидским
ковром, и я, опять окруженный роскошью, уставился на румяную
грудку куропатки, тяжело дыша, не в силах забыть того, что за нею
скрывалось...
Это попросту
мир, в котором живут двадцать с лишним миллиардов людей. Вы
читали сегодня "Геральд"? Пакистанское правительство утверждает,
что от голода в этом году погибло лишь 970 тысяч человек, а
оппозиция -- что шесть миллионов. Откуда возьмутся в таком мире
шабли, куропатки, закуски в соусе беарнэ? Последние куропатки
вымерли четверть века назад. Наш мир -- давно уже труп, прекрасно
сохранившийся, поскольку его все искуснее мумифицируют. В
маскировке мы добились немалых успехов.