[асызгуль]

- Машка, - меня снова разбирал смех, - сделай лицо попроще!

Она снисходительно улыбнулась и продолжила:

- Так что на конокрадскую версию у нас ничего нет. О том, что убитый мог быть отцом Арсена, говорит одно... Ой, нет! Тоже ничего точного!

- А фамилия?

- Случайное совпадение. Она может считаться дополнительной уликой только тогда, когда мы докажем, что Николай Зуенко и мертвяк - одно и то же лицо.

Нет, наверное, мне придётся привыкать к этому новому научному Машкиному языку. Пусть лучше она так смешно говорит, чем будет молчать и вспоминать Карагача, и улыбаться улыбкой, при которой только губы растягиваются... Я хмыкнула:

- Чтобы сравнить фотку и трупа, надо фотку украсть и труп выкопать.

Машка удивилась:

- Зачем выкапывать? Он ведь уже, наверное, разложился и вообще ни на какую фотографию не походит.

Меня пробрала дрожь. Она так спокойно говорит об этом! Но, в общем, понятно, ведь Машка убитого не видела, не чувствовала того, что чувствовала сегодня я на скотомогильнике. Для неё убитый всё ещё оставался чем-то вроде фигурки на шахматной доске или картинки в книге.

Машка продолжала:

- Сейчас напишем его словесный портрет...

Она встала с кровати, полезла к себе в стол за бумагой и ручкой, а я представила лицо убитого, покрытое копошащимися червями, сине-зелёное, как у мертвеца из фильма ужасов...

- Свет, Светка! Очнись! Эй! Давай, начинай...

Я с трудом проглотила стоявший в горле комок:

- Сейчас.

- Во-первых, он был высокий или низкий? Сосредоточься, - Машка положила на колени какой-то учебник и раскрыла новенькую тетрадку.

Что-что, а сосредотачиваться мы умеем. Это было первое, чему нас учил Роман Иванович. Если хочешь передавать свои мысли, необходимо уметь сосредоточиться на какой-то одной. Я привычно отбросила в сторону всё ненужное. И будто снова очутилась на ночной дороге...

- Скорее высокий. Он, знаешь, казался таким длинным... Метра два.

- Ну, это, может потому, что лежал. Ладно, записываю: роста среднего или выше среднего. До двух метров. Толстый или худой?

- Живота - пуза большого - не было, но не тощий, крепенький такой.

- Ага. Пишу: "телосложение плотное". Волосы какие?

- Чёрные. Причёсаны набок. Короткие.

- Лысины не было?

- Откуда я знаю? Может, и была на затылке. Я ж его не переворачивала.

- Хорошо, запишем: "волосы тёмно-русые или чёрные, короткие..." Понимаешь, ты могла не разглядеть, в темноте и тёмно-русые, и чёрные покажутся одинаковыми.

Я старательно удерживала в памяти лицо мертвеца, не давая ему превратиться в копошащуюся червями маску. Машка очень хорошо и последовательно задавала вопросы, так что легко было представить себя на занятиях по запоминанию и дисциплине мысли. В конце концов мы составили вполне нормальный словесный портрет: "Лицо квадратное, волосы начинаются высоко над бровями. Нос средний, немного сплющенный. Губы тонкие. Подбородок с ямочкой. Одет в чёрную водолазку, чёрную или тёмно-коричневую кожаную куртку, тёмные джинсы (или брюки) и чёрные туфли." В самый раз для конокрадского разведчика, кроме, пожалуй, туфель. Если бы я собиралась на разведку, я бы выбрала кроссовки, в них бегать удобней.

Машка перечитала описание с явным удовольствием:

- Вот! С этим уже работать можно. Сейчас составим план действий. Во-первых, надо сравнить словесное описание с фотографией у Владимира Борисовича. Это сделаю я, у меня свежий глаз, я сразу замечу, если что-то не совпадает. Я не-пре-дубеждённый эксперт, я ж до сих пор ни фотографию, ни трупа не видела. А то, что возраст разный - это ерунда. На описание мало влияет. Если у человека брови прямые, они такими... дугообразными не сделаются. Я имею в виду, у мужчин. У женщин - могут. Если волосики повыщипывать и карандашиком косметическим новые бровки нарисовать. Мужики таким не занимаются.

- А "голубые"?

- Ну, разве что "голубые"... Он что, на "голубого" был похож?

- Не-а, вроде нет.

- А много ты видела "голубых", что судишь? - спросила Машка прокурорским тоном.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Машка от смеха опрокинулась на спину, учебник и тетрадка соскользнули у неё с коленей, ручка упала и куда-то покатилась.

- Ага, толпы "голубых", - проговорила я, вытирая глаза, - кучи "голубых" так и лазят по деревне... - и вдруг вспомнила: - Слушай, когда я спросила тренера, кто там, на фотографии, он ка-ак насторожится!

В поисках ручки Машка залезла под кровать, и голос её оттуда звучал приглушённо:

- Интересно... Фу, ну тут и пылюка! Хотя это работает на обе версии. Во-первых, он бы насторожился, если бы знал, что этот Зуенко был папашей Арсена - ты же в курсе, он всегда не то чтобы пугается, но как-то душевно съёживается, когда речь заходит о родителях - вообще о родителях, не только о наших.

Я вспомнила наш разговор в машине:

- Точно! И сразу переходит на другую тему.

- Ага. А, во-вторых, если б этот Зуенко был трупом, тоже бы насторожился. Убить его мог только наш конюх, а любой из них бы тренеру точно сообщил.

- Ну нет! Я думаю, если даже конюх убил, он бы Владимиру Борисычу ничего не сказал! Потому что Владимир Борисыч не стал бы скрывать такое... Это ж убийство! Это ж преступление! Ну сама подумай!

Машка наконец отыскала ручку, вылезла из-под кровати и, отряхнувшись, сказала: