[Absinthe]

Продолжение:

Помимо прочего, согласно все тому же Ля Гериньеру, длинная ветвь замедляла воздействие руки всадника, давая лошади достаточно времени на то, чтобы отреагировать на воздействие. Это делало подчинение всаднику максимально комфортным и понятным.
Если вникнуть в смысл написанного Ля Гериньером, то переход высшей школы с классического школьного мундштука на мундштучное оголовье, свидетелем начала которого он был, был обусловлен не желанием облегчить положение лошади, а, напротив, до предела усилить средства болевого контроля. Укорочение ветви мундштука и добавление к нему трензеля дало всаднику возможность «достать» рот лошади и контролировать ее болью при любом, даже самом согнутом положении ее затылка. Остался последний вопрос: кто это сделал, кто ввел моду на «гуманное» мундштучное оголовье?
История однозначно указывает нам, что это был самый великий, самый правильный, самый честный, самый лошаделюбивый (по мнению г. Невзорова) «отец» Haute Ecole - Луи де Казо-Ларан де Нестье.
Именно его известный живописец запечатлел для истории на сером испанском жеребце. Портрет датирован 1751 годом. Лошадь на портрете Нестье взнуздана на мундштучное оголовье с тоненьким трензелем и мундштучком с коротенькими ветвями. Изображенный на полотне жеребец Флоридо был подарен Людовику XV, при дворе которого Нестье служил, подготовив, по самым скромным подсчетам его современников, более сотни лошадей под седло самого короля и его многочисленной свиты. Нестье вошел в историю и как автор короткого мундштучка, который современники так и называли «мундштук Нестье» (mors a la Nestier). Полотно неопровержимо свидетельствует, что именно Нестье и никто другой стал первым из плеяды модных придворных всадников, слава и толщина кошелька которых совершенно не зависела от того, что чувствовали выезжаемые ими лошади.
В ЛЭ четко сказано, что: «современный конный спорт совместил в лошадином рту два этих типа железа – тригеминальный и дентальный» (под тригеминальным и дентальным железом Невзоров понимает мундштук и трензель соответственно). Другими словами авторство мундштучного оголовья в ЛЭ приписано современному конному спорту! Насочиняв про Нестье кучу красивых мифов, Невзоров даже не удосужился посмотреть, каким образом взнуздана лошадь на парадном портрете его любимого героя.
Как только переход на «принудительное железо» состоялся, сторонники нововведения тут же сложили миф о страшной жестокости старинных мундштуков, и этот миф, просуществовав 250 лет, был повторен за это время сотнями «экспертов по железу» в числе которых, сам того ни понимая, оказался и г. Невзоров.
Теперь о шпорах. Описывая историю шпоры, он приводит следующее объяснение эволюции кавалерийской шпоры от шпоры с колесиком к шпоре с гладким репейком, так называемой гардкроте.
«На балах острыми зубчатыми репейками галантное офицерство, танцуя, ухитрялось так располосовывать подолы дам, что решились с танцами завязать, о чем сквозь слезы и заявили. Лишение кавалериста танцев было лишением его всякого смысла жить дальше. Танец, как универсальный метод флирта, был обязательным и неизбежным прологом перины или сеновала.
Выбор был тяжким: либо казарменный гомосексуализм и козы, но в шпорах, или традиционный сладострастный сексуальный разбой, но без шпор…»
А на самом деле все было куда как менее романтично. У шпоры с колесиком, обладавшей способностью к приданию движениям лошади парадности и величавости, был один единственный, но очень серьезный с точки зрения военного человека недостаток – она безжалостно резала лошадиные бока, когда между шенкелем и колесиком шпоры налипал навоз и грязь, а колесико переставало свободно вращаться. Порезы лошади в военное время лечить было очень трудно, раны неизбежно инфицировались тем же навозом и грязью, и лошадь могла просто пасть от заражения крови.
В От Эколь обязательнейшей процедурой перед посадкой на лошадь является «продувание шпор»: надо, прокручивая колесико пальцем и дуя на него, удалить из щели всякую пыль и грязь, добившись долгого свободного вращения колесика. Этому учат всех, первый раз давая шпоры. Масштабные войны, особенно наполеоновские, проходили по колено в грязи и навозе. И там было не до «продувания шпор». А навоз по-французски, знаете ли, «крот» (crotte). Глагол «гарде» (garder) означает – «сохранять». Следовательно, название «новой» кавалерийской шпоры, «гардкроты» переводится как «шпора, не боящаяся навоза» или просто «навозная шпора».
С точки зрения От Эколь гардкрота – это действительно навозная шпора, без кавычек, ибо ее воздействие вызывает гематому под кожей лошади, делая последующие удары невыносимо болезненными для животного. Для военного же гематома – сущий пустяк, ибо во внутреннее повреждение не может попасть инфекция, а значит, лошадь не выйдет из строя.
Вывод из этого – и французского Невзоров не знает, и со Школой не знаком, и с историей кавалерии тоже. Сочиняет сказки для взрослых.
Отдельная тема – война как таковая. Выступая в роли воинствующего пацифиста и защищая честное имя Haute Ecole от любой порочащей его связи с военными действиями и кавалерией, Невзоров пишет, что «все фигуры Haute Ecole имеют чисто манежное, парадное происхождение и предназначение»
Опять-таки усомнимся, и посмотрим, что об этом же пишет все тот же Ля Гериньер в своей «Школе кавалерии», в главе, озаглавленной «Военная лошадь».
«Не будет трудным себе представить, что каждое из манежных движений ведет к улучшению качества кавалерии. Пассаж, например, сообщает приподнятость и благородство движениям лошади, идущей в голове строя. Обучая лошадь боковым движениям, ее обучают четко держать строй, как в голове, так и в середине эскадрона; принимания позволяют легко смыкать строй и совершать тому подобные движения. С помощью вольтов заходят к противнику в спину. Пассады (Резкие перемены направления через полу-пируэты, не путать с пезадами!) служат для внезапного разворота навстречу неприятелю и внезапной контратаки. Пируэты и полупируэты придают легкость быстрым разворотам в бою.
Если фигуры «над землей» (школьные прыжки) и не представляют с военной точки зрения непосредственного интереса, они позволяют придать лошади легкость, в которой она нуждается для преодоления различных канав и завалов на поле боя, что нужно для ее безопасности и спасения жизни всадника».
В главе о вольтах (под ними он понимает разложенный на четыре части в углах квадрата пируэт на пассаже и галопе) Ля Гериньер пишет, что «старые мастера изобрели из для оттачивания навыков конных поединков, которые были в широком употреблении вплоть до запрета дуэлей»
Как бы того не хотелось г. Невзорову, не была на самом деле Haute Ecole чисто парадным искусством, она была, есть и будет искусством конного боя. Основным занятием аристократов того времени были не праздные развлечения, а война, и именно военное предназначение определило высокую востребованность Haute Ecole в то время, дало мощный импульс ее развитию. Грубо говоря, лошадей тогда выезжали те же люди, которые сегодня проектируют новейшие ракеты и танки в секретных лабораториях, и именно в силу высокой стратегической важности эта старинная школа и представляет сегодня интерес. И традиции хранить секреты подготовки лошадей имеют тоже происхождение.
Что есть основа знания любой истории, будь то история страны или история искусства? Ответ – хронология, т.е. последовательность событий, их привязка ко времени. Основа основ истории – это знание дат. Это аксиома, с этим нельзя спорить. Если речь идет об истории, какой либо школы, то главными датами будут годы жизни главных мастеров этой школы, ее отцов-основателей.
Посмотрим как у АГН с этими датами.
Во-первых, он пишет о том, что Ля Гериньер позволил себе иронию в отношении книги своего учителя Плювинеля из-за того, что он, Плювинель, якобы отпустил в адрес Ля Гериньера несколько пустых колкостей. Вроде бы ничего, обычные мелки неурядицы, конкуренция мастеров и всякое такое. Но, при одном условии! Читатель ЛЭ ни в коем случае не должен знать, что Плювинель, царствие ему небесное, скончался в 1620 году, а тот, в чей адрес он отпускал колкости, то есть Ля Гериньер, соизволил родиться лишь в 1687 году от Рождества Христова, через 67 лет. По всей видимости, в манеж Ля Гериньера приходила все-таки тень Плювинеля, а не он сам».
Во-вторых, по Невзорову, Де Нестьер пропал без вести во времена Великой французской революции, начавшейся, если кто не помнит, 14 июля 1789 года штурмом Бастилии. Мне очень интересно, каким образом он умудрился это сделать, если все без исключения источники сходятся в том, что Луи де Казо-Ларан де Нестье скончался блаженною кончиною в 1754 году, за 35 лет до начала означенной смуты.
Далее Невзоров пишет: « С того момента, когда холодные истертые луидоры легли в глазницы толстяка Гериньера, последнего из отцов Haute Ecole прошло по меньшей мере 300 лет!» Написано, конечно, красиво, но вообще-то общеизвестно, что Ля Гериньер скончался в 1751 году, то есть 254 года тому назад. Ерунда, конечно, всего каких-то 50 лет разницы!
Еще один ляп: «Высшим понтом было небрежно бросить фразочку типа того, что «вчера господин плювинель в Версальском манеже сделал комплимент моей посадке». В принципе это мелочь, но Плювинель умер в 1620, а Версальский манеж открылся в 1680 году, просуществовав до 1830 года. Да, явно тень Плювинеля долго бродила по манежам Франции! И в Тюильри заходила, к Ля Гериньеру, и в Версаль тоже. Полтергейст!
И, наконец, главное.
В эпилоге своей замечательной книги господин Невзоров пишет: «Итак, можно с абсолютной уверенностью утверждать, что всякий поиск отгадки лошадиной в далеком и недалеком прошлом – бесполезен.
«можно совершенно спокойно отправлять на свалку, в полное забвение, так называемый опыт поколений.»
По поводу забвения опыта поколений точнее всего выразился другой знаменитый сын человечества – Александр Сергеевич Пушкин. Он писал: «уважение к опыту предков – это черта, отличающая образованность от дикости» Лучше не скажешь.
Автор статьи - Сергей Низов.