[Katrin_II]

Кусочек детства в деревне.

«Решила покататься на мотоцикле моего дядьки. Пока дядька спит после обеда, развалившись в прохладном доме на диване, откачу мотоцикл за соседнюю фазенду и накатом спущусь с горки в сторону Перьевки – туда по выходным съезжается много народу. Поеду, посмотрю.

С горки красивый вид на горизонт. Солнце в зените, поджаривает хлеб на полях. Прямо как в пекарне. Только там маленькие хлебушки - в зёрнах пшеницы. Но в целом поле такое же, как булочки на противне – золотистое и душистое… Солнце-печь работает на славу, жарит так, что даже воздух колышется, а небесная синева сплошь залита прозрачно-золотым светом. Вокруг – ни души. Все попрятались в тень и в прохладные норки. Только цикады нарушают тишину трением задних ножек – их пение гармонирует с общей тишиной. Надо же – такая маленькая козявка, а так громко стрекочет... Вдоль полей дорожка-колея, будто разрезает поле-хлебушек на две части и теряется на горизонте. Поле такое обширное, что Перьевки не видно на горизонте. Даже страшно ехать в неизвестность. Что меня там ждет?»



В детстве меня всегда пугали цыганами, которые приезжали к нам из Перьевки. Родители говорили, что эти цыгане воруют детей из других деревень и увозят к себе, а там ворованных детей заставляют работать на полях, как рабов-чернокожих… А если ворованный ребенок ни на что не годится или заболевает, то его попросту убивают…

Я верила. Цыгане всегда приезжали к нам в деревню на нарядных повозках, запряженных холеными черными лошадьми. Сбруя украшалась золотистыми монетками, которые позвякивали на ходу, а повозки были укутаны атласными лентами. Сами цыгане всегда очень красиво были одеты. Нигде больше я не могла увидеть парчу и тончайший шелк, вышитый золотом. Мужчины были все в бархатных костюмах и в красивых шляпах с большими полями. Когда я их видела, в моем детском мозгу начиналась борьба между страхом и этим притяжением к роскоши и фейерверку цветов! К тому же я обожаю лошадей, и это была возможность хотя бы погладить лоснящуюся шелковую шерстку вороного коня. Все местные лошади были толстые, ленивые, с клоками тусклой шерсти, торчащей из боков… А здесь – настоящий единорог из сказки, только без рога и черный. Ай, красота! Пока говорливая толстая цыганка пыталась поменять золотые украшения и ткани на бабушкиных кур, гусей, молоко или взять с нее денег, я, притаившись, сидела в сиреневых кустах с вытаращенными от испуга и восторга глазами. И, наконец, притяжение взяло верх над страхом – я тихо выбралась из кустов прямо перед мордой лошади и протянула руку к бархатному носу животного. Я еле дотягивалась до морды коня. Мне было всего 6 лет, а конь был немаленький. Он протяжно фыркнул и скосил на меня свой лиловый глаз. Смешно, но я приложила палец к губам и сказала: «Тссс!». Конь стоял смирно, но не спускал с меня глаз. Я прикоснулась к его шее и моя рука сама скользнула вниз на мускулистое предплечье животного. Шерсть была жесткая, как и у местных лошадей, но на ощупь очень шелковистая и гладкая, будто не настоящая. На меня нахлынула волна восторга, и глаза застелило воображение, в котором я мчусь на этом коне по нашим лугам, а ветер играет моими белокурыми локонами, потом мы врезаемся в водную гладь местной реки, раскидывая во все стороны серебристые брызги – мы с конем одно целое, мы едины с природой!.. Дрожание шкуры животного прервало мои фантазии – почувствовав прикосновение чужого человека, конь судорожно потряс мышцами шеи и предплечья, чтобы освободиться, и предательски заржал, будто бы забурчал. Усатый цыган, сидящий на козлах повозки резко повернулся и страшно закричал что-то на своем языке, грозя мне плеткой. Я вытаращила на него глаза от испуга и была готова разреветься и убежать, но страх будто сковал все мое тело. Тут, как назло, еще и цыганка услышала возгласы свояка и, прихватив все свои многочисленные длинные юбки, ринулась ко мне со словами на ломанном русском: «Ах, ты негодница, сейчас я тебя заберу с собой!». Конь, видимо, тоже испугался и взыграл, чуть подпрыгивая и семеня ногами. Своим телом он чуть подтолкнул меня с места и тем самым вывел из состояния столбняка. Дико завизжав, я со всех ног ринулась в спасительные сиреневые кусты, куда большой толстой цыганке было не пробраться. Она даже нагнувшись не смогла подлезть под ветви. Я от страха и шока забилась в угол поленницы, наваленной рядом с сиреневым кустом, свернулась маленьким калачиком и не переставая визжала и плакала. В это время подоспела бабушка, которая сама немало испугалась моего визга и начала наспех спроваживать цыганку в повозку. Оба они – цыган и цыганка, противно хохотали надо мной, но мне было не до смеха. Наконец бабушка буквально силком запихнула эту большую женщину в повозку и цыган, щелкнув кнутом по крупу вороного, заставил его сорваться с места в рысь. Громыхая и позвякивая, они скрылись за поворотом, оставляя за собой клубы дорожной пыли…

Из сиреневых цветов появилось бабушкино лицо, которое ласково с улыбкой прошептало: «Они уехали, вылезай. Иди, покажу, какой гостинец я тебе купила!» Я потихоньку выбралась из своего спасительного угла подошла к бабушке и обняла ее за ноги, утирая заплаканное лицо о подол длинного платья. «Они бы забрали меня?», - спросила я всхлипывая. «Конечно нет, дурочка! У них своих детей полно!», - ответила бабушка, посмеиваясь, - «Идем в дом, умоешься, и покажу гостинец.»

Дома я с удовольствием смыла холодной колодезной водой над жестяным тазиком слезы. Казалось, что вода сейчас зашипит на моем разгоряченном лице, как на сковородке. Но она будто подарила мне новое лицо, обливая прохладой и чистотой. Нигде больше не было такой оживляющей воды, как из бабушкиного колодца!

А бабушка тем временем начала раскладывать свою старинную швейную машинку с ножным приводом: качаешь узорную платформочку внизу машинки, а машинка строчит. «Бабушк, что, будешь шить? А где мой гостинец?». И тут бабушка развернула бумажный сверток, а оттуда будто сам, как живой заструился ярко-синий шелк с большими красивыми темно-синими цветами, с желтыми листиками! Ах, красота! Такого шелка в то время в магазине не было. Наверное цыгане всюду путешествуют и привозят красивые ткани. «Сейчас мы будем шить тебе платье, в котором ты пойдешь в школу!», - сказала бабушка. Я чуть не захлебнулась от счастья, даже совсем забыв о недавнем стрессе. В моей голове появилась новая картинка, где я была принцессой в красивом синем платье из шелка, с рюшечками и с коротким рукавом-бабочкой. Я непременно нарисовала бабушке эту картинку на бумажке и сказала, что хочу именно такое платье. Она сняла мерки и довольно быстро, дня за три, сшила мне то, что я хотела. Конечно, первые несколько часов я порхала в этом платье, как настоящая принцесса, кружилась, прислушивалась к шуршанию шелка, ощущала прохладу ткани. Но платье было для школы, поэтому пришлось его снять и повесить в шкафчик «до школы»…