Форумец
Сообщений: 7,675
Регистрация: 14.07.2003
Не в сети
|
Красному посвящается:
Цитата:
Ratio economica: Знамя новой мобилизации
Со стороны разгоревшаяся в нашей стране дискуссия о роли Сталина выглядит, наверное, каким-то фантасмагорическим спектаклем. Можно подумать, что те, кто поднимает на щит имя деятеля, ради захвата и удержания личной власти уничтожившего цвет нации, поставившего страну на грань военной катастрофы, создавшего основу крайне неэффективной экономической системы, ответственного за величайшую гуманитарную катастрофу ХХ в. в мирное время, — что они просто издеваются над нормальными людьми. Что они требуют признания заслуг Сталина в качестве символического акта: как при Сталине от математиков требовали «партийности» в математике, а от физиков и биологов — проклятий величайшим достижениям собственной науки. Или, быть может, считают, что сам факт захвата кем-то власти в нашей стране автоматически делает его предметом поклонения и гордости.
Видимо, нет. Не надо недооценивать роль чистого невежества и отсутствия культуры обсуждения собственной истории. Даже образованные, казалось бы, люди готовы осуждать Сталина за террор против собственного народа, унесший жизни миллионов людей (1 млн казненных, 2-2,5 млн умерших в лагерях, тюрьмах и при депортации, 4-8 млн умерших от голода 1932-1933 гг., 1-1,5 млн — от голода 1947 г.), и за провалы первых лет войны, но повторяют как мантру: «Зато были экономические успехи», «без террора было невозможно экономическое развитие». А что, действительно были какие-то особенные успехи? Что, без террора невозможно экономическое развитие?
Серия учебников Филиппова с соавторами, вокруг которой сломано так много копий, плоха не потому, что аморальна, а потому, что безграмотна — что с точки зрения исторической науки, что экономической. Фраза «террор стал прагматичным инструментом решения народно-хозяйственных задач» звучит так вопиюще аморально, что подавляющее большинство критиков и не замечает, что она помимо аморальности противоречит накопленным историческим данным и мнению большинства экономических историков.
Может быть, авторы могут назвать какого-нибудь авторитетного историка — нет, не публициста, а ученого, который с ними бы согласился? Даже тех, кто считает террор неотъемлемой частью сталинской модели экономического развития, найти не просто — разве что оксфордский экономический историк Роберт Ален с выпущенной в 2003 г. книгой From Farm to Factory. A Reinterpretation of the Soviet Industrial Revolution попадает с некоторыми натяжками в эту категорию. Научных работ об экономическом вреде террора, не говоря уже об общей ущербности социалистической модели развития, куда больше. (См., например, обзор в статье Роберта Дэвиса, классика исследований по советской экономической истории, «Советская экономика и начало Большого террора» в ежегоднике «Экономическая история», выпущенном в 2006 г.)
Авторы учебника истории, не критически принимающие один — и не наиболее авторитетный в научном плане — взгляд на вопрос, вполне заслуживают эпитета «безграмотные». Однако там, где у историков есть разногласия, у экономистов разногласий может и не быть.
Правда ли, что высокие показатели темпов прироста промышленной продукции — хороший показатель успешного экономического развития? Конечно, нет — самый популярный учебник экономики в мире открывается с обсуждения того, о чем говорят эти показатели. Темпы роста в промышленности хорошо отражают рост благосостояния жителей тогда, когда речь идет о длительном промежутке безопасного и стабильного развития. Они ничего не говорят о росте благосостояния, когда рассматривается короткий отрезок времени и когда оценки благосостояния граждан должны включать такие показатели, как, например, вероятность смерти. Представьте выбор: вам предлагают увеличить свой бюджет на следующий год вдвое, но зато вероятность умереть в течение следующего года тоже увеличится вдвое (примерно такой эффект давал «большой террор» 1937-1938 гг., напрямую затронувший чуть более 1% населения).
Второе — столь же очевидное — экономическое наблюдение состоит в том, что мобилизация экономических ресурсов дает очень высокие темпы роста в короткий срок, однако скорость мобилизационного развития неизменно компенсируется замедленным движением в будущем. Неудивительно, что в среднем экономическое развитие нашей страны в ХХ в. шло вполне заурядными темпами: некоторые страны, понесшие куда меньшие потери в результате внутриполитической борьбы и террора, росли быстрее. А самым экстремальным примером ускоренного развития является гитлеровская Германия: в 1932-1936 гг. ВВП удвоился за четыре года.
Что же остается, если достижение не самых впечатляющих экономических показателей далось стране невероятной ценой — не только миллионами загубленных жизней, но и заложенным основанием будущих катастроф (через многие десятилетия экономический коллапс СССР будет вызван в том числе и проблемами с сельским хозяйством)? У поклонников Сталина по-прежнему есть возможности восхищаться его гением. Например, гением политика, сумевшего в кровавой и острой борьбе с конкурентами, имевшими, как и он, опыт физического уничтожения своих противников, продержаться у власти почти 30 лет. Гитлер и Пол Пот, ближайшие конкуренты Сталина по части обеспечения страданий для собственных народов, продержались у власти куда меньше.
Автор — Константин Сонин, профессор Российской экономической школы
|
"Ведомости"
|