ПРИТРАВКА НОРНЫХ СОБАК

[Ловчиков]

Еще несколько фоток о прошедшем CACITе я спер с московского форума.

[kassiopeja2]

Сообщение от Ловчиков

Второй CACIT.

Ого! Это скоро к Айде только по имени-отчеству обращаться ))))

[teckel]

Ловчиков, Валера, поздравляю с CACITом!

[Ловчиков]

teckel, спасибо.

[w.barh]

teckel, Спасибо.

[Ловчиков]

27 ноября, в воскресенье состоится притравка в Кашире. Начало в 10-00.

[w.barh]

Добавлю фото любимых фоксиков с CACITa Фрязево

[kassiopeja2]

Сообщение от Ловчиков

27 ноября, в воскресенье состоится притравка в Кашире. Начало в 10-00.

Жаль, я не смогу((((

[Ретт-Одбарт]

Александр, здравствуйте. В теме "это было недавно..." http://bvf.ru/forum/showthread.php?t=838915&page=5, выставили фотографии с соревнований по многоборью. И там Выесть. Зайдите посмотрите. А может быть и у Вас есть архивы старые, сможете выложить.

[akvarel]

Сообщение от Ретт-Одбарт

Александр, здравствуйте. В теме "это было недавно..." http://bvf.ru/forum/showthread.php?t=838915&page=5, выставили фотографии с соревнований по многоборью. И там Выесть. Зайдите посмотрите. А может быть и у Вас есть архивы старые, сможете выложить.

И я присоединяюсь. Кто лучше расскажет о многоборье со служебными собаками, как не спортсмены, участвовавшие в них.

[Ловчиков]

Ретт-Одбарт,
akvarel, спасибо, обязательно посмотрю и выложу что-нибудь.

[Ловчиков]

В субботу, 3 декабря, в Кашире, на притравочно-испытательной станции "М4" пройдут испытания молодых собак, не имеющих диплома по лисице на норе 8-ке. После испытаний - притравка.
Начало в 12-00.

[Ловчиков]

Однажды на охоте, на Льва Толстого напал медведь. Отбил от медведя своего барина крестьянин - прославленный медвежатник. При чем в руках у спасавшего была только палка. После этого случая Л.Н. Толстой написал этот рассказ:

Лев Николаевич Толстой
Охота пуще неволи
(Рассказ охотника)
Мы были на охоте за медведями. Товарищу пришлось стрелять по медведю; он ранил его, да в мягкое место. Осталось немного крови на снегу, а медведь ушёл.
Мы сошлись в лесу и стали судить, как нам быть: идти ли теперь отыскивать этого медведя или подождать три дня, пока медведь уляжется
Стали мы спрашивать мужиков-медвежатников, можно или нельзя обойти теперь этого медведя? Старик медвежатник говорит:
- Нельзя, надо медведю дать остепениться; дней чрез пять обойти можно, а теперь за ним ходить - только напугаешь, он и не ляжет.
А молодой мужик-медвежатник спорил со стариком и говорил, что обойти теперь можно.
- По этому снегу, - говорит, - медведь далеко не уйдёт, - медведь жирный. Он нынче же ляжет. А не ляжет, так я его на лыжах догоню.
И товарищ мой тоже не хотел теперь обходить и советовал подождать. Я и говорю:
- Да что спорить. Вы делайте как хотите, а я пойду с Демьяном по следу. Обойдём - хорошо, не обойдём - всё равно делать нынче нечего, а ещё не поздно.
Так и сделали.
Товарищи пошли к саням да в деревню, а мы с Демьяном взяли с собой хлеба и остались в лесу.
Как ушли все от нас, мы с Демьяном осмотрели ружья, подоткнули шубы за пояса и пошли по следу.
Погода была хорошая: морозно и тихо. Но ходьба на лыжах была трудная: снег был глубокий и праховый. Осадки снега в лесу не было, да ещё снежок выпал накануне, так что лыжи уходили в снег на четверть, а где и больше.
Медвежий след издалека был виден. Видно было, как шёл медведь, как местами по брюхо проваливался и выворачивал снег. Мы шли сначала в виду от следа, крупным лесом; а потом, как пошел след в мелкий ельник, Демьян остановился.
- Надо, - говорит, - бросать след. Должно быть, здесь ляжет. Присаживаться стал - на снегу видно. Пойдём прочь от следа и круг дадим. Только тише надо, не кричать, не кашлять, а то спугнёшь.
Пошли мы прочь от следа, влево. Прошли шагов пятьсот, глядим - след медвежий опять перед нами. Пошли мы опять по следу, и вывел нас этот след на дорогу. Остановились мы на дороге и стали рассматривать, в какую сторону пошёл медведь. Кое-где по дороге видно было, как всю лапу с пальцами отпечатал медведь, а кое-где - как в лаптях мужик ступал по дороге. Видно, что пошёл он к деревне.
Пошли мы по дороге.
Демьян и говорит:
- Теперь смотреть нечего на дорогу; где сойдёт с дороги вправо или влево, видно будет в снегу. Где-нибудь своротит, не пойдёт же в деревню.
Прошли мы так по дороге с версту; видим впереди - след с дороги. Посмотрели - что за чудо! - след медвежий, да не с дороги в лес, а из лесу на дорогу идёт: пальцами к дороге. Я говорю:
- Это другой медведь.
Демьян посмотрел, подумал.
- Нет, - говорит, - это он самый, только обманывать начал. Он задом с дороги сошёл.
Пошли мы по следу, так и есть. Видно, медведь прошёл с дороги шагов десять задом, зашёл за сосну, повернулся и пошёл прямо.
Демьян остановился и говорит:
- Теперь, верно, обойдём. Больше ему и лечь негде, как в этом болоте. Пойдём в обход.
Пошли мы в обход, по частому ельнику. Я уж уморился, да и труднее стало ехать. То на куст можжевеловый наедешь, зацепишь, то промеж ног ёлочка подвернётся, то лыжа свернётся без привычки, то на пень, то на колоду наедешь под снегом. Стал я уж уставать. Снял я шубу, и пот с меня так и льёт. А Демьян как на лодке плывёт. Точно сами под ним лыжи ходят. Не зацепит нигде, не свернётся. И мою шубу ещё себе за плечи перекинул и всё меня понукает.
Дали мы круг версты в три, обошли болото. Я уже отставать стал, - лыжи сворачиваются, ноги путаются. Остановился вдруг впереди меня Демьян и машет рукой. Я подошёл. Демьян пригнулся, шепчет и показывает:
- Видишь, сорока над ломом щекочет; птица издалече его дух слышит. Это он.
Взяли мы прочь, прошли ещё с версту и нашли опять на старый след. Так что мы кругом обошли медведя, а он в средине нашего обхода остался. Остановились мы. Я и шапку снял и расстегнулся весь: жарко мне, как в бане, весь, как мышь, мокрый. И Демьян раскраснелся, рукавом утирается.
- Ну, - говорит, - барин, дело сделали, теперь отдохнуть надо.
А уж заря сквозь лес краснеться стала. Сели мы на лыжи отдыхать. Достали хлеб из мешка и соль; поел я сначала снегу, а потом хлеба. И такой мне хлеб вкусный показался, что я в жизнь такого не ел. Посидели мы, уж и смеркаться стало. Я спросил Демьяна, далеко ли до деревни.
- Да вёрст двенадцать будет. Дойдём ночью, а теперь отдохнуть надо. Надевай-ка шубу, барин, а то остудишься.
Наломал Демьян ветвей еловых, обил снег, настлал кровать, и легли мы с ним рядышком, руки под головы подложили. И сам не помню я, как заснул. Проснулся я часа через два. Треснуло что-то.
Я так крепко спал, что и забыл, где я заснул. Оглянулся я - что за чудо! Где я? Палаты какие-то белые надо мной, и столбы белые, и на всём блёстки блестят. Глянул вверх - разводы белые, а промеж разводов свод какой-то воронёный, и огни разноцветные горят. Огляделся я, вспомнил, что в лесу и что это деревья в снегу и в инее мне за палаты показались, а огни это звёзды на небе промеж сучьев дрожат.
В ночь иней выпал: и на сучьях иней, и на шубе моей иней, и Демьян весь под инеем, и сыплется сверху иней. Разбудил я Демьяна. Стали мы на лыжи и пошли. Тихо в лесу; только слышно, как мы лыжами по мягкому снегу посовываем, да кое-где треснет дерево от мороза, и по всему лесу голк раздаётся. Один раз только живое что-то зашумело близёхонько от нас и прочь побежало. Я так и думал, что медведь. Подошли к тому месту, откуда зашумело, увидали следы заячьи. И осинки обглоданы. Это зайцы кормились.
Вышли мы на дорогу, привязали лыжи за собой и пошли по дороге. Идти легко стало. Лыжи сзади по накатанной дороге раскатываются, громыхают, снежок под сапогами поскрипывает, холодный иней на лицо, как пушок, липнет. А звёзды вдоль по сучьям точно навстречу бегут, засветятся, потухнут, точно всё небо ходуном ходит.
Товарищ спал, - я разбудил его. Мы рассказали, как обошли медведя, и велели хозяину к утру собрать загонщиков-мужиков. Поужинали и легли спать.
Я бы с усталости проспал до обеда, да товарищ разбудил меня. Вскочил я, смотрю: товарищ уж одет, с ружьём что-то возится.
- А где Демьян?
- Он уже давно в лесу. Уж и обклад поверил, сюда прибегал; а теперь повёл загонщиков заводить.
Умылся я, оделся, зарядил свои ружья; сели в сани, поехали.
Мороз всё держал крепкий, тихо было, и солнца не видать было; туман стоял наверху, и иней садился.
Проехали мы версты три по дороге, подъехали к лесу. Видим: в низочке дымок синеет, и народ стоит, - мужики и бабы с дубинами.
Слезли мы, подошли к народу. Мужики сидят, картошки жарят, смеются с бабами.
И Демьян с ними. Поднялся народ, повёл их Демьян расставлять кругом по нашему вчерашнему обходу. Вытянулись мужики и бабы ниткой, тридцать человек - только по пояс их видно - зашли в лес; потом пошли мы с товарищем по их следу.
Дорожка хоть и натоптана, да тяжело идти; зато падать некуда, - как промежду двух стен идёшь.
Прошли мы так с полверсты; смотрим - уж Демьян с другой стороны к нам бежит на лыжах, машет рукой, чтоб к нему шли.
Подошли мы к нему, показал нам места. Стал я на своё место, огляделся.
Налево от меня высокий ельник; сквозь него далеко видно, и за деревьями чернеется мне мужик-загонщик. Против меня частый, молодой ельник в рост человека. И на ельнике сучья повисли и слиплись от снега. В середине ельника дорожка, засыпанная снегом. Дорожка эта прямо на меня идёт. Направо от меня частый ельник, а на конце ельника полянка. И на этой полянке, вижу я, что Демьян ставит товарища.
Осмотрел я свои два ружья, взвёл курки и стал раздумывать, где бы мне получше стать. Сзади меня в трёх шагах большая сосна. "Дай стану у сосны и ружьё другое к ней прислоню". Полез я к сосне, провалился выше колен, обтоптал у сосны площадку аршина в полтора и на ней устроился. Одно ружьё взял в руки, а другое с взведёнными курками прислонил к сосне. Кинжал я вынул и вложил, чтобы знать, что в случае нужды он легко вынимается.
Только я устроился, слышу - кричит в лесу Демьян:
- Пошёл! в ход пошёл! пошёл!
И, как закричал Демьян, на кругу закричали мужики разными голосами. "Пошёл! Уууу... " - кричали мужики. "Ай! И-их!"- кричали бабы тонкими голосами.
Медведь был в кругу. Демьян гнал его. Кругом везде кричал народ, только я и товарищ стояли, молчали и не шевелились, ждали медведя. Стою я, смотрю, слушаю, сердце у меня так и стучит. Держусь за ружьё, подрагиваю. Вот-вот, думаю, выскочит, прицелюсь, выстрелю, упадёт... Вдруг налево слышу я - в снегу обваливается что-то, только далеко. Глянул я в высокий ельник: шагов на пятьдесят, за деревьями, стоит что-то чёрное, большое. Приложился я и жду. Думаю, не подбежит ли ближе. Смотрю: шевельнул он ушами, повернулся и назад. Сбоку мне его всего видно стало. Здоровенный зверище! Нацелился я сгоряча. Хлоп - слышу: шлёпнулась об дерево моя пуля. Смотрю из-за дыма медведь мой назад катит в обклад и скрылся за лесом. Ну думаю, пропало моё дело; теперь уж не набежит на меня; либо товарищу стрелять, либо через мужиков пойдёт, а уж не на меня. Стою я, зарядил опять ружьё и слушаю. Кричат мужики со всех сторон, но с правой стороны, недалеко от товарища, слышу - непутём кричит какая-то баба:
- Вот он! Вот он! Вот он! Сюда! Сюда! Ой, ой! Ай, ай, ай!
Видно - на глазах медведь. Не жду уже я к себе медведя и гляжу направо, на товарища. Смотрю: Демьян с палочкой, без лыж, по тропинке бежит к товарищу; присел подле него и палкой указывает ему на что-то, как будто целится. Вижу: товарищ вскинул ружьё, целится туда, куда показывает Демьян. Хлоп - выпалил. "Ну, - думаю, - убил". Только смотрю, не бежит товарищ за медведем. "Видно, промах или плохо попал, уйдёт, - думаю, - теперь медведь назад, а ко мне уже не выскочит!" Что такое? Впереди себя слышу вдруг - как вихрь летит кто-то, близёхонько сыплется снег, и пыхтит. Поглядел я перед собой: а он прямёхонько на меня по дорожке между частым ельником катит стремглав и, видно, со страху сам себя не помнит. Шагах от меня в пяти весь мне виден: грудь чёрная и головища огромная с рыжинкой. Летит прямёхонько на меня лбом и сыплет снег во все стороны. И вижу я по глазам медведя, что он не видит меня, а с испугу катит благим матом куда попало. Только ход ему прямо на сосну, где я стою. Вскинул я ружьё, выстрелил, - а уже он ещё ближе. Вижу, не попал, пулю пронесло; а он не слышит, катит на меня и всё не видит. Пригнул я ружьё, чуть не упёр в него, в голову. Хлоп! - вижу, попал, а не убил.
Приподнял он голову, прижал уши, осклабился и прямо ко мне. Хватился я за другое ружьё; но только взялся рукой, уж он налетел на меня, сбил с ног в снег и перескочил через. "Ну, - думаю, - хорошо, что он бросил меня". Стал я подниматься, слышу - давит меня что-то, не пускает. Он с налёту не удержался, перескочил через меня, да повернулся передом назад и навалился на меня всею грудью. Слышу я, лежит на мне тяжёлое, слышу тёплое над лицом и слышу, забирает он в пасть всё лицо моё. Нос мой уж у него во рту, и чую я жарко, и кровью от него пахнет. Надавил он меня лапами за плечи, и не могу я шевельнуться. Только подгибаю голову к груди, из пасти нос и глаза выворачиваю. А он норовит как раз в глаза и нос зацепить. Слышу: зацепил он зубами, верхней челюстью в лоб под волосами, а нижней челюстью в маслак под глазами, стиснул зубы, начал давить. Как ножами режут мне голову; боюсь я, выдёргиваюсь, а он торопится и как собака грызёт - жамкнет, жамкнет. Я вывернусь, он опять забирает. "Ну, - думаю, - конец мой пришёл". Слышу: вдруг полегчало на мне. Смотрю - нет его: соскочил он с меня и убежал.
Когда товарищ и Демьян увидали, что медведь сбил меня в снег и грызёт, они бросились ко мне. Товарищ хотел поскорее поспеть, да ошибся; вместо того чтобы бежать по протоптанной дорожке, он побежал целиком и упал. Пока он выкарабкивался из снега, медведь всё грыз меня. А Демьян, как был, без ружья, с одной хворостиной, пустился по дорожке, сам кричит:
- Барина заел! Барина заел! - Сам бежит и кричит на медведя: - Ах ты, баламутный! Что делает! Брось! Брось!
Послушался медведь, бросил меня и побежал. Когда я поднялся, на снегу крови было, точно барана зарезали, и над глазами лохмотьями висело мясо, а сгоряча больно не было.
Прибежал товарищ, собрался народ, смотрят мою рану, снегом примачивают. А я забыл про рану, спрашиваю:
- Где медведь, куда ушёл?
Вдруг слышим:
- Вот он! вот он!
Видим: медведь бежит опять к нам. Схватились мы за ружья, да не поспел никто выстрелить - уж он пробежал. Медведь остервенел - хотелось ему ещё погрызть, да увидал, что народу много, испугался. По следу мы увидели, что из медвежьей головы идёт кровь; хотели идти догонять, но у меня разболелась голова, и поехали в город к доктору.
Доктор зашил мне раны шёлком, и они стали заживать.
Через месяц мы поехали опять на этого медведя; но мне не удалось добить его. Медведь не выходил из обклада, а всё ходил кругом и ревел страшным голосом. Демьян добил его. У медведя этого моим выстрелом была перебита нижняя челюсть выбит зуб.
Медведь этот был очень велик, и на нём прекрасная чёрная шкура.
Я сделал из неё чучелу, и она лежит у меня в горнице. Раны у меня на лбу зажили, так что только чуть-чуть видно, где они были.

[Ретт-Одбарт]

Александр, потрясающий рассказ. Но, честно говоря, я порадовалась, что муж вряд ли на медведя охотится будет. (Особенно учитывая, что у нас такс)

[Ловчиков]

Вот что пишет об охотнике Толстом СЕРГЕЙ БАБЕНКО:

Конь Льва Николаевича Толстого не смог перепрыгнуть через ухаб и вместе с наездником упал на бок. В результате и русак скрылся, и… правая рука отказала. Даже вызванные из Тулы врачи не смогли помочь графу. Тот уже начал побаиваться, что так и останется калекой. Но успешная операция в Москве помогла избавиться от недуга.
И вскоре он написал письмо своему другу Афанасию Фету: «А знаете, какой я вам про себя скажу сюрприз: как меня стукнула об землю лошадь и сломала руку, когда я после дурмана очнулся, я сказал себе, что я – литератор». Вот так неожиданно охота помогла Толстому осознать свою миссию на земле.
Жизнь Льва Николаевича была полна охотничьих приключений. Как-то раз ему «посчастливилось» померяться силами с разъярённой медведицей. Раненный в челюсть зверь внезапно сбил графа с ног и набросился на него. Благо сильно помять охотника хищник всё же не успел, на выручку бросился крестьянин-медвежатник. Он был совсем рядышком и, увидав неладное, что есть мочи с диким криком кинулся выручать барина. Примечательно, что спаситель был «вооружён» обычной деревянной палкой. Однако медведица испугалась и убежала. Толстой отделался лишь лёгкой царапиной на лбу.
ДВИГАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА
Глядя на количество сочинений, вышедших из-под пера Льва Толстого, кажется, что муза не покидала прозаика ни на секунду. Однако поистине поражает то, что, работая над «Войной и миром», автор очень часто ездил на охоту. По большому счёту, оно и понятно. Свою бессмертную эпопею классик писал в Ясной Поляне – родовом поместье. Рядом были лес и поле, где в изобилии водились звери и птицы, поэтому ему было крайне трудно удержаться от искушения. Охотился он практически ежедневно, домой возвращался смертельно уставшим. Откуда же у графа брались силы и находилось время для творчества? Все вокруг не уставали удивляться этому. А Лев Николаевич пожимал плечами и продолжал выдавать страницу за страницей. Очевидно, охота подпитывала его талант и желание излагать свои мысли на бумаге.
ОХОТНИЧЬИ ГЕНЫ
Любовь к охоте досталась Толстому по наследству. Лёвушка рос в семье страстного охотника. Когда стояла хорошая погода, отец собирал в Ясной Поляне друзей, чтобы затравить зайца или лисицу. Мальчик с интересом наблюдал, как отъезжают охотники. На хороших конях ехали любимые егеря отца – Петруша и Матюша – сильные и ловкие парни. Оба они были холосты, оба нелюбимы дворнёй, поскольку получили вольные и жили в нижнем этаже большого дома в отдельных комнатах.
Самое большое впечатление на маленького Толстого произвёл один сентябрьский день, когда в Ясной Поляне устроили охотничий праздник. Тогда всё семейство отправилось смотреть, как с гончими да борзыми загоняют лисицу, а потом вывезли на телеге связанного большого волка, развязали и спустили на него собак. Зверю удалось уйти от преследования!
Позже Лев Николаевич писал: «Помню ещё его поездки в город и тот удивительно красивый вид, который он имел, когда одевался в сюртук и узкие панталоны. Но более всего я помню его в связи с псовой охотой. Помню его выезды на охоту. Мне всегда потом казалось, что Пушкин списал с них выезд на охоту мужа в «Графе Нулине».
Неудивительно, что, став отцом, Толстой попытался привить любовь к охоте всем своим детям. Можно сказать, это у него получилось. Его сын Илья писал, что охотой он и его братья увлеклись с самого детства. Любимую собаку отца, ирландского сеттера Дору, Илюша помнил с тех пор, как помнил себя. Впрочем, на этом воспоминания сына писателя об охоте не заканчиваются. «Помню, как подавали к дому тележку, запряжённую какой-нибудь смирной лошадью, и мы ехали на болото на «Дегатно» или в Малахово. На сиденье садился папа, иногда мама или кучер, а я с Дорой усаживался в ногах. Подъезжая к болоту, папа слезал, ставил своё ружьё на землю и, держа его левой рукой, начинал заряжать. …Когда папа шёл по болоту, мы ехали по берегу, немного сзади него, и я с замиранием сердца следил за поиском собаки, за взлётом бекасов и за выстрелами. Иногда папа стрелял недурно, хотя часто горячился и тогда пуделял отчаянно».
Примечательно, что семейство Толстых выезжало на охоту в любую погоду. Частенько ходил Лев Николаевич со своими детьми и на тягу вальдшнепов. Приближение птиц с хорканьем и свистом заставляло всех замирать.
Даже дочери графа были без ума от этого традиционно мужского развлечения. «Я была в таком восторге от того, что меня взяли, что не могла рот стянуть на место, всё он у меня до ушей расходился от удовольствия», – писала в дневнике Татьяна Толстая по поводу своей поездки на охоту.
От детских пристрастий чада Льва Николаевича не отреклись даже в глубокой старости, посему в своих мемуарах немало страниц посвятили охоте. Илья Николаевич Толстой в своих воспоминаниях отвёл ей отдельный раздел. По его словам, особенно его семейство любило охоту с борзыми в наездку.
200 СОБАК НА ОДНОЙ ОХОТЕ
В те времена в каждой дворянской усадьбе имели псовую охоту, пусть даже не очень большую. Впрочем, именно Тульская губерния, в которой находилось поместье Толстого, славилась самыми большими псарнями. К примеру, помещик Киреевский, близкий друг графа, держал в напуске до 200 смычковых англо-русских гончих! Лев Николаевич, который, как правило, черпал материал для своих произведений из собственной жизни, во всей красе изобразил охоту своего товарища Киреевского в романе «Война и мир» в сценах охоты Ростовых.
Впрочем, как всякий уважающий себя дворянин-помещик, Толстой держал борзых и у себя в поместье. Поэтому травить в поле зверя он мог в любое удобное время, не покидая собственного дома. Об одном из таких случаев вспоминал его сын Илья, который частенько ездил охотиться вместе с «папа».
По словам Ильи, он и его братья испытывали огромное счастье, когда утром лакей Сергей Петрович будил их перед рассветом со свечкой в руках. Ребята вскакивали бодрые и довольные, ведь впереди их ожидала новая порция приключений. Они наскоро одевались и выбегали в зал, где кипел самовар и уже ждал отец. Иногда выходила мать и надевала на детей вторые пары шерстяных чулок, фуфайки и варежки.
Когда начинало светать, к дому подводили верховых лошадей. Затем охотники отправлялись на псарню за собаками, которыми опекалась старая Агафья Михайловна. Она выносила ошейники, надевала их на питомцев и, как правило, спорила с Львом Николаевичем.
- Опять накормила? – с недовольством спрашивал граф, глядя на вздутые животы собак.
- Ничего не кормила, по корочке хлеба только дала, – защищалась старуха.
- А отчего же они облизываются?
- Вчерашней овсяночки немного оставалось.
- Ну вот, опять будет протравливать русаков, – это невозможно с тобой! Что ты, назло мне это делаешь?
- Нельзя же, Лев Николаевич, целый день собаке не евши пробегать, – приводила последний аргумент Агафья Михайловна.
Когда собаки были собраны, компания дружно выезжала в поле. Бразды правления на охоте, конечно же, брал Лев Николаевич. Он командовал: «Разравнивайся!». И указывал направление. Повинуясь его команде, все остальные охотники рассыпались по жнивам, прохлопывая арапниками кусты и зорко всматриваясь в каждую точку, в каждое пятнышко на земле.
В конце концов, старания вознаграждались очередным трофеем: «…в ту же минуту, когда меньше всего этого ждёшь, впереди тебя, шагах в двадцати, как из земли, вскакивает русак, – описывает очередную сцену семейной охоты Илья Толстой. – Собаки увидали его раньше меня, рванулись и уже скачут. Начинаешь неистово орать: «Ату его, ату его», – и, не помня себя, изо всех сил колотишь лошадь и летишь. Собаки спеют, угонка, другая, молодые, азартные Султан и Милка проносятся и наконец старая мастерица Крылатка, скачущая всегда сбоку, улавливает момент – бросок – и заяц беспомощно кричит, как ребенок, а собаки, впившись в него звездой, начинают растягивать его в разные стороны… Мы подскакиваем, прикалываем зайца, раздаём собакам «пазанки» (последний сустав задней ноги зайца. – Авт.), разрывая их по пальцам и бросая нашим любимцам, которые ловят их на лету, а папа учит нас «торочить» русака в седло… Домой мы возвращаемся поздно, часто в темноте. Выторачиваем зайцев и раскладываем их в передней на полу. Мама спускается с лестницы с маленькими детьми и ворчит на то, что мы опять окровенили пол, но папа на нашей стороне, и мы на пол не обращаем внимания. Что нам какие-то пятна, когда мы затравили восемь русаков и одну лисицу! И устали».
Любимая охота Толстого с легавой нашла отражение в «Войне и мир». В сцене охоты на волка сошлись и собственные охотничьи страсти, и отцовы рассказы.
«Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трём собакам, и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из-за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно-тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из-за леса и звучал далеко в поле.
Осуществилось то, о чём страстно мечтал Николай Ростов: на него выбежал волк. Он понёсся с криком ему наперерез, и ещё быстрее, обогнав его лошадь, понеслись собаки: Милка, красный Любим, Карай, через несколько минут схвативший волка за горло. И вот уже Данила лежит на заду волка в середине собак, и все – и охотники, и собаки, и волк понимают, что всё кончено».
Не менее красочно Толстой описал и сцену охоты на зайца. Особенно впечатляют переживания охотников за своих четырёхлапых любимцев. Николай Ростов, дядюшка и Илагин тайком рассматривали чужих собак, с беспокойством отыскивая между ними соперниц своим питомцам. Николай был поражён красотой, стальными мышцами и чёрными глазами навыкате илагинской красно-пегой суки Ерхи, обратил он внимание и на Ругая, горбатого кобеля дядюшки. Как помним, именно Ругай добыл русака. А грустные охотники, чьи собаки не смогли справиться с зайцем, ещё долго поглядывали на героя.

А вот ещё один эпизод собачьей охоты. «Граф и Семён выскакивали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той же опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам и, так же мягко переваливаясь, прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с рёвом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника, и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине её комочком, валясь вперёд, сидел Данило без шапки, с седыми, встрёпанными волосами над красным, потным лицом.
- Улюлюлю, улюлю!.. – кричал он. Когда он увидел графа, в глазах его сверкнула молния.
- Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
- Про…ли волка-то!.. охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всею злобой, приготовленною на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понёсся за гончими. Граф, как наказанный, стоял, оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семёне сожаление к своему положению. Но Семёна уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали волка борзятники. Но волк пошёл кустами, и ни один охотник не перехватил его».
ПИСАТЕЛЬ В РОЛИ ХИРУРГА
Однажды Толстой приобрёл щенка от любимого чёрного сеттера Его Императорского Величества Александра ІІ. Суку назвали Дорой. С ней Лев Николаевич любил ходить на вальдшнепов. На случай фазаньей охоты в коллекции графа была предусмотрена легавая Мильтон. Ну а бульдог Булька являлся верным спутником Толстого, когда заядлый охотник отправлялся пострелять кабана. Кстати, однажды Лев Николаевич был вынужден эту собаку практически самостоятельно оперировать.
Однажды кабан, объевшийся диких фруктов, не смог убежать от Бульки. В порыве гнева дикое животное распороло псу живот. Хозяин бедняги и сопровождавшие его охотники были вынуждены зашивать рану. К счастью, дебют в роли хирурга Льву Николаевичу удался. А свою хирургическую практику он изложил в автобиографическом рассказе «Булька и кабан». К слову, Булька – частый гость в произведениях Толстого. Этому бульдогу граф посвятил рассказы «Булька», «Булька и волк», «Мильтон и Булька». Все они вошли в «Третью русскую книгу для чтения», прочитав которую, можно ясно себе представить особенности охоты тех далеких времён.
Любовь Толстого к собакам отражена во многих его произведениях. Но наверняка особое место занимает одна сцена в «Анне Карениной» – это описание охоты Константина Левина на дупелей с собакой Лаской.
«Она стояла, всё больше и больше ощущая его и наслаждаясь ожиданием. Напруженный хвост её был вытянут и вздрагивал только в самом кончике. Рот её был слегка раскрыт, уши приподняты. Одно ухо заворотилось ещё на бегу, и она тяжело, но осторожно дышала и ещё осторожнее оглянулась, больше глазами, чем головой, на хозяина».
КТО ЛУЧШЕ СТРЕЛЯЕТ?
Лев Николаевич никогда не упускал возможности посостязаться с кем-нибудь в охотничьем мастерстве. Об одном из таких случаев вспоминал сын прозаика Илья: «Осенью, во время пролёта вальдшнепов, папа увлекался охотой за ними, и между ним и нашим учителем-немцем, Федором Федоровичем, возникало соревнование. …К обеду оба возвращались, хвалились добычей и делились впечатлениями. Когда Федор Федорович убивал меньше, чем папа, то он оправдывался тем, что папа ходит с собакой, а он без собаки. Один раз вышло наоборот».

[Ловчиков]

30 ноября 2011 г. Семилукский р-он, Воронежской обл.
ОХОТА С ГОНЧИМИ.
МЕЖДУ НАБРОСАМИ ГОНЧИХ В ОСТРОВА.
(остров - лес)

[teckel]

Как то тема замолчала...
По ссылке великолепные фото Камчатских лис (автор gorshkov sergey)

[w.barh]

teckel, ну вы и адресок подкинули, пол дня рассматриваю Спасибо.

[w.barh]

Хочу показать первые притравки малыша гл.фокса из Сыктывкара. Он имеет прямое отношение к Воронежу и Липецку, т.к. рожден в Воронеже от Ники Нечаева И.М. и моего Мушкета.
на видео ролике Чижику 2,5мес.

http://www.youtube.com/watch?v=pLSzkDUGQjE
Здесь Чижику уже 3,5мес.

с заслуженным трофеем в зубах

[Ловчиков]

teckel,
w.barh, друзья, классные фотки!!! У techel - очень красивые, супер! W.barh, а твой Чижик просто чудо. Весь в отца.

[teckel]

Ловчиков, Саша, а когда уже у нас начнутся притравки молодняка, а то все сразу испытания

[Ловчиков]

teckel, Юля, у меня всегда сначала притравки, а уж потом испытания. Следующая притравка теперь в наступающем году.

[Ловчиков]

25 ДЕКАБРЯ, НА ОХОТЕ ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБ КУВШИНОВ АЛЕКСАНДР.
Саша погиб со своей собакой в норе, пытаясь ее спасти.

МЫ ПОТЕРЯЛИ МОЛОДОГО И ЖИЗНЕРАДОСТНОГО ЧЕЛОВЕКА.
ЕГО СЕМЬЯ ОСИРОТЕЛА БЕЗ ПРИМЕРНОГО СЕМЬЯНИНА И ЛЮБЯЩЕГО МУЖА.
ДРУЗЬЯ БЕЗВОЗВРАТНО УТРАТИЛИ ВЕРНОГО ТОВАРИЩА, ГОТОВОГО ВСЕГДА, ПО ПЕРВОМУ ЗОВУ ПРИЙТИ НА ПОМОЩЬ.
ОБЩЕСТВО ЛИШИЛОСЬ ВОСПИТАННОГО, ДОБРОГО И ПОРЯДОЧНОГО ЧЕЛОВЕКА.
УТРАТА НЕВОСПОЛНИМА. ВСЕ ПОТРЯСЕНЫ ЭТОЙ ТРАГЕДИЕЙ.
СЛЕЗЫ ГОРЕЧИ ПЕРЕПОЛНЯЮТ НАШИ СЕРДЦА.
Сегодня, Александра проводили в последний путь.

ПУСТЬ ЗЕМЛЯ БУДЕТ ТЕБЕ ПУХОМ.............

[laypis89]

Царство небесное его светлой душе ,вечная память!

[Макс-Макс]

...

Ловчиков, как так? Присыпало?

[сергей731]

наверно раскапывал залез за ней а мороз отпустил грунт и придавило,так часто бывает после оттепели

[Ретт-Одбарт]

Царствие небесное, соболезнование семье и друзьям.

[Lodin]

.........

[AirGunHunter]

........................

[ЖЕР]

........