«Уходить с российского рынка не собираемся», – гендиректор воронежской «БМА Руссланд» Дмитрий Кашин – о работе в новой экономич

[SLOVOSTI.RU]

Воронеж. 29.03.2023. ABIREG.RU – Аналитика – ООО «БМА Руссланд» (расположенное в Воронеже российское подразделение немецкой машиностроительной группы BMA AG, является одним из лидеров на рынке проектирования и производства оборудования для сахарной отрасли) в 2022 году невольно оказалось в непростой ситуации. Российские банки не давали компании с головным офисом в Германии кредиты, а западные – забирали уже имеющиеся. Несмотря на это, предприятие вышло из ситуации с достоинством. Минувший год стал для компании прибыльным, а сейчас организация задействована в реализации уникального проекта крупной модернизации. Генеральный директор компании «БМА Руссланд» Дмитрий Кашин рассказал «Абирегу» о сложностях с получением банковских гарантий, конкуренции в отрасли после ухода крупных украинских игроков и о том, почему компания вопреки сложностям смотрит в будущее с оптимизмом. «Рынок инжиниринга сильно изменился» – Вы работаете в инжиниринговой сфере. Сейчас многие предприятия взяли паузу в проектах, связанных с модернизацией. Как в связи с этим себя чувствует отрасль в целом и ваша компания в частности? – Большинство компаний сейчас действительно взяли паузу. Масштабных реконструкций практически нет, но компании улучшают производительность труда. Наблюдается настрой на то, чтобы повысить эффективность работы на том оборудовании, которое есть. Это, в частности, связано с общей оптимизацией. В эти процессы мы тоже вовлечены. Однако и с масштабными реконструкциями есть исключения. – Расскажите об этом подробнее. – Бийский сахарный завод в Алтайском крае приступил к реконструкции, которая займет три года. Пуск запланирован на 2026 год. Компания «БМА Руссланд» является генеральным проектировщиком и поставщиком половины необходимого оборудования. Стоимость реконструкции – около 6 млрд рублей. Пожалуй, на данный момент это единственная крупная модернизация в стране. Этот проект можно назвать уникальным, так как речь идет о самом восточном сахарном заводе в стране. Подобные предприятия расположены преимущественно в центральной России, а это скорее исключение. Бийский завод работал, потом производство остановили. Предприятие простояло примерно 10 лет, пока его не выкупили новые собственники. В 2016 году начался процесс разработки концепта модернизации, но в 2019-м из-за перепроизводства сахара цена на него упала, появились сложности с инвестициями. Только когда цена сахара поднялась – финансирование стало возможным. Однако сейчас возникла другая проблема – сложность с импортом европейского оборудования. Однако реконструкцию было решено проводить даже в таких условиях. На реализацию мы смотрим с оптимизмом. – То есть сейчас у вас один крупный проект, а по остальным деятельность направлена на обслуживание действующего оборудования? – Да. Есть один крупный проект, и есть несколько проектов с другими заводами. Это как проектирование, так и производство. И есть большой пласт нашей работы по проектированию для головной компании. Мы получаем от нее задания и работаем по всему миру. Речь о странах Юго-Восточной Азии, Африки, Латинской Америки – Иране, Танзании, Кении, Сальвадоре, Анголе. Кроме того, в 2022 году мы произвели два декантатора для Тихорецкого сахарного завода, семь вакуум-аппаратов для Олымского сахарного завода, а также поработали над модернизацией кристаллизаторов для Жабинского сахарного завода. – А страны СНГ? – Недавно мы делали вакуумные аппараты для Узбекистана. Плотно работаем с Беларусью. – Как сейчас работает служба продаж. Переговоры ведутся на перспективу? – Например, с «Русагро» работа ведется по тендерным площадкам. Что касается остальных заводов, то мы посещаем их, выясняем потребности, встречаемся с головными компаниями. Если они подтверждают финансирование – вступаем в работу. – Тяжело ли зайти в такие крупные холдинги, как «Русагро»? Сложно ли побеждать в борьбе за тендеры? – В тендерах важно, чтобы все заводы одинаково понимали техзадания. Бывает, что ТЗ написано неточно, все понимают его по-разному, поэтому ставят разные цены. Случается, что кто-то выигрывает, а потом выясняется, что он неправильно понял техническое задание, и цена оказалась не та. В этом проблема. – Как изменился рынок за последнее время? Ушел ли кто-то из игроков, появились ли новые? – Рынок инжиниринга сильно изменился, в основном это связано с уходом украинских производителей – как инжиниринговых, так и производственных. Они занимали очень серьезную долю – до 40%. На рынке остались мы и еще несколько компаний. – Вам хватает мощностей для того, чтобы восполнить эту нишу? – В инжиниринге, автоматизации мы очень хорошо заняты. Кроме того, мы работаем вне сахара. Например, задействованы в проектировании завода безалкогольных напитков ООО «Глобальные напитки». Мы проектируем сам завод, готовим рабочую документацию. Еще один наш партнер вне сахара – «ЭФКО». Для этой компании у нас тоже несколько проектов. Еще один наш клиент – «Ангстрем». Но основной наш фокус, конечно, на сахаре. – А если сравнивать вас с конкурентами. Все примерно в одинаковом положении или у вас более выигрышная позиция? – Конкуренция очень разная. Есть чисто инжиниринговые компании, у которых нет своего производства. Есть производственные компании, которые не занимаются инжинирингом. У нас – инжиниринг, производство, автоматизация. Наверное, мы наиболее комплексная компания из всех. Но это не значит, что мы везде выигрываем. Конкуренция есть, мы ее чувствуем, но, с другой стороны, с уходом украинских компаний стало заметно легче. Кроме того, есть уникальные продукты, которые, пожалуй, производит только «БМА Руссланд». Мы сильны в кристаллизаторах. Здесь уже конкуренции, особенно с учетом ухода украинских производителей, практически нет. Проблемы с банковскими гарантиями – В чем сейчас заключаются основные проблемы на рынке? – Для нас самая большая проблема сейчас – импортозамещение. – Получается ли ее решить? – Мы в процессе. Что-то покупаем в России, также ведем переговоры с компаниями из Турции и Ирана. – Вы судились с Сергачским сахарным заводом на предмет взыскания задолженности. Чем закончился спор? – У нас было четыре судебных производства, по всем заключены мировые соглашения. Мы связываем это с тем, что у компании Сергачского сахарного завода появились новые акционеры. Они решили заканчивать с судами. И у нас, и у них были требования по упущенной выгоде. Сумма достаточно крупная – около 100 млн рублей. В итоге мы нашли с новыми собственниками общий язык и договорились об определенных суммах. – Помогают ли вам каким-либо образом воронежские власти? Обращались ли вы за мерами господдержки? – Мы не обращались за помощью, хотя у нас есть проблема. Один из вопросов, который бы нам хотелось решить, – это банковские гарантии. Допустим, мы с партнерами заключаем контракт, они говорят, что готовы внести предоплату, но под банковскую гарантию. Мы обращаемся в банки, нам говорят: «У вас акционеры находятся не в России». И отказывают. Причем речь идет о суммах в 30-50 млн рублей. Даже для маленьких банков это не такие уж большие суммы. Возможно, нам могут помочь банки с большим госучастием. – А головная компания эти средства не предоставляет? – В связи с санкциями им запрещено это делать. Мы не можем провести транзакцию. И западные банки, которые раньше предоставляли такие услуги, больше таким не занимаются. В России нас кредитовал немецкий Commerzbank. И они неожиданно за три недели до того, как продлевать кредит, потребовали средства обратно. Нам пришлось мобилизоваться и отдать им деньги. – Получается, вы оказались в ситуации «свой среди чужих, чужой среди своих»? – Да. Российские банки нам не дают кредиты, а западные забирают. Слава богу, нашлась лизинговая компания, которая взяла оборудование в обратный лизинг, и какие-то средства мы получили. Но опять же, этого не достаточно. Кроме того, из-за иностранных акционеров у нас нет льгот, поэтому вертимся сами. Хотя 90% оборота у нас в СНГ. «Компания прибыльная. Зачем ее закрывать?» – Как ООО «БМА Руссланд» завершило прошлый год? – Очень хорошо. Рубль сильно укрепился, была достойная выручка, выгодный курс валют. У нас обязательства в евро, если евро падает – наша прибыль увеличивается. Официальных цифр за 2022 год у нас пока нет, но чистая прибыль составила примерно 46 млн рублей. При этом три года подряд – 2017, 2018 и 2019-й – были для нас убыточными. – Благодаря чему удалось совершить рывок? – Раньше у нас были убыточные проекты. Мы умеем заниматься проектированием и производством, но мы не строители. А мы полезли в стройку. Но с 2019 года прекратили так делать. У нас есть строительно-монтажные работы, но небольшие. Стали заниматься тем, на чем специализируемся. – Недавно в одном телеграм-канале появилась информация, что вы уходите с отечественного рынка. Это правда? – Нет, неправда. Мы даже не представляем, откуда это взялось. Позиция нашей головной компании заключается в том, что мы аполитичны. Мы занимаемся бизнесом. Мы находимся в пищевой промышленности, которая кормит людей, и считаем, что у нас нет причины уходить из России. Как работали, так и работаем. У нас контракты на несколько лет вперед. Компания прибыльная. Зачем ее закрывать? – Вы платите налоги в России? – Да – налоги, зарплаты, отчисления. У нас 118 сотрудников, включая производственный персонал. Нескольким семьям мы помогаем неформально. – Сохранились ли у вас связи с иностранными контрагентами? – У нас из иностранных контрагентов была только наша головная компания и несколько предприятий в СНГ. Сейчас по поручению с головной компанией ведем переговоры с иранским заводом. Надеемся, что заключим договор. – В BMA Braunschweigische Maschinenbauanstalt AG меняется состав правления. Свои посты покидают генеральный директор Дирк Штайнбринк и технический директор Уве Шванке. С 1 мая 2023 года новым генеральным директором компании будет доктор Аренд Виттенберг. Это как-то повлияет на вашу работу? – Для нас ничего не изменится. Смена руководства не повлияет на нашу деятельность в России. – Что насчет будущих проектов? – Ведем переговоры с «Русагро» по двум кристаллизаторам. Многомиллиардных проектов в ближайшей перспективе нет, так как заводы в СНГ и России сейчас не проводят масштабных реконструкций. – Видимо, потому что сахар нельзя экспортировать? – Нет, просто предприятия пытаются улучшать производительность труда. Причин для этого две. Первая: они хотят видеть более эффективное производство на тех мощностях, которые уже имеются. Вторая: если брать крупные холдинги – большинство из них не занимаются большой модернизацией, так как не понимают, где брать оборудование (значительная его часть находится под санкциями). Приходится выстраивать логистические цепочки. – Какие у вас стратегические планы? – Рассчитываем остаться на том же уровне, что и сейчас, плюс видим небольшой рост – примерно на 5%. Многое будет зависеть от клиентов. Если они будут заниматься реконструкцией, мы с удовольствием примем в этом участие. Мы видим, что рано или поздно решим вопрос импортозамещения. – Ставит ли головная компания задачи по увеличению прибыли? – Время сейчас непростое, поэтому жесткой цели по росту у нас нет. Основные задачи – быть на самообеспечении и оставаться рентабельными. Мы зависим от клиентов. Если клиент идет на какие-то изменения – мы работаем. В 2020 году, когда сахар стоил 18 рублей за килограмм, никто в нашей сфере особо ничего не делал. А когда цена подскочила до 55 рублей за килограмм – уже появилась мотивация. Кроме того, нельзя составлять четкий план, если ты не понимаешь, как, например, завезти диффузии, а диффузии все под санкциями. Это одна из самых дорогостоящих позиций среди оборудования для сахарного производства. Мы работаем над тем, чтобы произвести диффузию в РФ, и видим возможности решения этого вопроса. В целом вопрос импортозамещения является ключевым для нашей компании. Мы над этим усиленно работаем и вскоре будем готовы представить нашим клиентам эффективные решения.

Подробнее здесь...