Воспоминания наших бабушек и дедушек о войне

[rv3kj]

Сообщение от Mad Walker

Предлагаю делиться в этой теме воспоминаниями непосредственных свидетелей военных лет.

Блок пост разделявший прифронтовую зону был в Нечаевке (лето 1942) фильтровали всех подряд. Напротив администрации села 2 усмань (рядом церковь)стояла батарея дальнобойных орудий и неподалеку были танки. мой папа и его друг при помощи двоюродного братика(6 лет) воровали у солдат из грузовой машины провиант. хотелось кушать сильно. вот так .

[vik 01]

Помни, веруй, гордись! Из рода стрельцов

Мой рассказ – о прадедушке Александре Петровиче Бабкине, участнике Великой Отечественной. Родился он в 1919 году в семье Петра Ивановича Бабкина, который вёл свою родословную от стрельцов, охраняющих стены Воронежа. Дом, где он родился, располагался на ближней Чижовке, после революции улица стала называться именем революционерки Веры Фигнер. Прапрабабушка же Зинаида Митрофановна тоже с Чижовки, только с дальней, что в районе улицы Грамши.

Павел Дерканосов, ученик воронежской гимназии №2

У прадедушки было два брата и сестра.

Закончив общеобразовательную и параллельно балетную школы в Воронеже, он в 1938 году поступил в Киевское артиллерийское училище, которое окончил перед самой войной, получив звание лейтенанта, и был направлен служить на восточную границу в гаубичный полк.

А в 1940 году он женился на Елене Всеволодовне Веселаго, но 22 июня 1941 года его мирная военная служба закончилась.
Свой первый бой лейтенант А.П.Бабкин принял в то страшное утро 22 июня 1941 года. Полк с тяжелыми боями отступал по земле Украины. Все меньше оставалось пушек гаубиц, все меньше оставалось расчетов.



В конце ноября сорок первого года почти не существующий полк был направлен на переформирование, которое происходило на территории Марийских лесов.

После формирования сто пятой гаубичной артиллерийской бригады большой мощности и подготовки личного состава 19 ноября 1942 года под Сталинградом в районе хутора Ворламов она вошла в состав седьмой артиллерийской дивизии. 16 декабря 1942 года у Астахова-Каменки в составе войск с 3-й гвардейской армии на северо-заподном участке Сталинградской битвы 7-я гвардейская дивизия начала своё победное шествие. Её путь лежал от стен Сталинграда до австрийских Альп, через реки Дон, Северный Донец, Днепр, Южный Буг, Свирь, Днестр, Прут, Тиссу, Дунай. Бои за освобождение городов Чугуев, Изюм, Славянск, Краматорск, Запорожье. Дивизия участвовала в боях за Крымский полуостров, освобождение Севастополя, за Сапун гору.

За бои по освобождению Крыма бригада получила имя Сивашская.

За участие в этих боях мой прадедушка был награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, восемью медалями. Особенно ему дорога была медаль за освобождение Севастополя и Будапешта, а также за отличные боевые действия приказами Главнокомандующего И.В.Сталина 11 раз ему были объявлены благодарности.

Закончил же войну мой прадедушка в звании майора.

Вот как характеризует его командир 105-й гаубичной БМ бригады полковник Лукашов. «За время боевых действий против немецких оккупантов старший лейтенант Бабкин Александр Петрович командир батареи 1-го дивизиона проявил себя стойким, храбрым и волевым командиром. Отлично организовывал разведку и умело разрушал дзот и блиндажи противника, так, например, на выс. 111.5 разрушил 9 дзотов и блиндажей. При обороне выс. 111.5 был на самом ответственном участке и проявлял исключительную смелость и стойкость. Так, например, при отходе пехоты оставался на своем участке один и вел артиллерийский огонь, но с высоты не ушел».

А вот цитата из наградного материала от 23 декабря 1944 года: «Бабкин Александр Петрович капитан, начальник штаба 1-го дивизиона 105-й ГАСК бригады БМ в боях за форсирование реки Дунай правильно организовал планирование операции, лично присутствовал во всех наблюдательных пунктах дивизиона, благодаря умело организованному управлению батареями обнаружил 6 батарей противника, 3 дзота и 3 НП. Подготовил батарею к бою, что обеспечило отличное выполнение операции. Организовал разведку в период продвижения пехоты, получая все время нужную и точную информацию. Быстро и безошибочно готовил сам данные и точным огнем подавлял указанные цели. В период подготовки боя организовал перевоз боеприпасов и горючего. За мужество и отвагу, проявленные в боях с немецкими захватчиками, представляется к ордену «Александра Невского».

После окончания войны прадед три года служил в бригаде, которая находилась в Одесской области.

В 1948 году он демобилизовался и приехал с семьей в родной Воронеж.

В Воронеже окончил энергетический техникум, а затем педагогический институт. Работал военруком в средней школе №12, учителем математики в школе №13, директором школы. В 1995 году в честь сорокалетия Победы награжден третьим орденом Отечественной войны за многолетнюю и самоотверженную работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи, активное участие в работе Совета ветеранов, пропаганду боевых традиций.

Источник: газета «Воронежская неделя» № 29 (2170), 16.07.2014г.

На фото:
Александр Петрович Бабкин; С участниками былых сражений.

[KUTISCHEFF]

Привожу отрывок из воспоминаний моего деда, Александра Прохоровича Костина, записанных им на аудиокассету в 1991-м году:

...Призывная комиссия признала меня годным к службе, но в часть не отправила. Оставила до особого распоряжения.
Два осенних месяца (две недели сентября и октябрь) я жил в Мосоловке. Много читал, ездил в Забитюжье (это левый берег Битюга. На правом – Мосоловка, а на левом – прекрасный лес).
В ноябре, в праздничные дни, я случайно встретился с завРОНО. Он знал меня по школе. Спросил, чем я занимаюсь, и узнав, что ничем, стал настойчиво предлагать поработать учителем в Мосоловской НСШ. Поколебавшись, я согласился. И вот 13 ноября 1939 года я вошел в шестой «б» класс как учитель физики. Вместе со мной в класс вошел и инспектор РОНО Г.И. Корюшин. Чувствовал я себя не очень уютно: первый в жизни урок при инспекторе. Я сделал перекличку, познакомился с классом, спросил двоих по пройденному материалу. Потом объяснил новую тему (сообщающиеся сосуды). Спросил двоих, как они поняли. Вижу, что тема и объяснение поняты. Дал домашнее задание, и тут прозвонил звонок. Урок окончен. В учительской инспектор восторгался уроком: все элементы соблюдены, пропорции времени великолепны, держался в классе уверенно и просто. Так держать!
Вот так случайно рождался учитель. Мне самому понравилось быть учителем. Работа с пионерами много дала. На переменах я брал гитару, выходил в коридор и с ребятами: «Споем?». Пели песни того времени – «Дан приказ», «Катюша», «То не тучи – грозовые облака».
В ноябре началась Финская война. Я ждал вызова военкомата. И так в ожидании до средины февраля. С получением повестки я незамедлительно приготовился к отъезду, хотя не был уверен, что пройду медкомиссию. У школы собрались все учащиеся – проводы учителей (нас двое уходило в армию) в Армию. Я взял гитару. Ребята пели и плакали. Даже такие оторвяги из моего шестого «б», как Виктор Князьков и Николай Санников. Они – второгодники и верховодили в классе у всех, кроме моих уроков.
В тот же день, точнее, вечером 14 ноября 1940 года, аж целых три теплушки отправили из Анны. Утром мы проснулись в Усмани. Там вновь медкомиссия и вновь вперед. Меня признали годным к службе. Еще бы, шла уже война с Финляндией и брали на службу всех (так я думал, считая себя больным). К вечеру 15 ноября мы погрузились и поехали. Утром проезжали Курск. Там постояли в тупике, пока получали харч. Короче – приехали в Орел. Там был расквартирован 607 запасной артиллерийский полк 35-й запасной стрелковой бригады. Эта бригада, как я понял, была учебной (а может быть, только полк учебный) и входила в состав Орловского военного округа, которым командовал тогда командарм первого ранга Ефремов (в петлицах у него было по четыре ромба). Михаил Григорьевич Ефремов.doc Прибытие в запасной полк – случайность. Я мог оказаться и в строевом, боевом полку, а с ним сразу – на Карельский перешеек.

Конечно, случайно я попал в батарею связи. В полку был учебный дивизион из четырех учебных батарей: связи, инструментальной разведки, огневиков (пушкари) и шоферов. В батарее связи было три учебных взвода: радиосвязи, телеграфной связи и телефонной связи. Я попал в радиовзвод. Тоже случайно. Наряду со строевой подготовкой начались занятия по специальности: матчасть рации 6ПК и тренаж в зуммерном классе. Это прием и передача радиосигналов с помощью азбуки Морзе. Довольно увлекательное дело. За зимнее-весеннее время я поднаторел и мог уже передавать и принимать 14-15 групп цифрового текста (группа – это четырехзначная цифра. Например: единица – это точка и четыре тире: ._ _ _ _, – двойка: .._ _ _). Буквенный текст можно передать быстрее, потому что во всем алфавите всего лишь четыре или шесть букв с тремя тире. Точки быстрее передать, чем тире.
Но для передачи и приема буквенного текста надо не только помнить твердо азбуку Морзе, но и воспринимать все знаки на слух. Некоторые буквы (например, Е или И) обозначаются одной и двумя точками. В тексте эта точка проскальзывает незаметно: «ти», – тогда как тире тянется: «та-а-а».
А если рядом стоят эти буквы из точек? Один пример: вот как будет выглядеть на бумаге слово «стихи» в азбуке Морзе:

… _ .. …. ..
С т и х и

Без тренировки сплошные точки звучат слитно.
К Первомаю мы закончили учебу и сдали экзамены. По существовавшим нормам я сдал экзамены на радиотелеграфиста второго класса (16 групп или 56 знаков буквенного текста в минуту), буквенного текста я мог принимать и передавать 70-80 знаков. Но в экзамен работа с буквенным текстом не входила. Тогда было присвоено первое командное звание – е ф р е й т о р.

Вернусь немного назад. В феврале мы активно готовились на фронт. Почти все занятия проходили на улице. Так приказал тогда нарком обороны маршал Советского Союза С.К. Тимошенко: «Учить войска только тому, что надо на войне, и только так, как делается на войне».
До дури доходило: уставы (внутренней и караульной службы) зубрили в строю на улице при 30-градусных морозах. Зима была очень лютая. А командир дивизиона капитан (?) лично проверял казарму (в центре Орла на улице Московской был дом культуры «Ударник») и если кого обнаруживал – находил работу на морозе. Ходили разговоры, что скоро нас отправят на фронт к действующей части. Но однажды в марте по возвращении с уборки конского, которая утром заменяла физзарядку, мы, утираясь полотенцами после умывания, слышим сообщение по радио о том, что наступило перемирие между СССР и Финляндией.
Так мы не успели на войну. Было смешанное чувство: радость – война кончилась – и какая-то неловкость, виноватость перед теми, кто пал в лесах Финляндии или стал калекой.
В мае 1940 года из Орла наш дивизион выехал в летний лагерь в тамбовские леса под Котовск. (Между Котовском и станцией Пада). А в июне меня и еще несколько человек откомандировали и мы поехали на станцию Пада, где стоял под погрузкой воинский эшелон. Я попал в взвод управления 84-го артиллерийского полка. В этом взводе я никого не знал. Новичок. В ночь эшелон отбыл от станции Пада и пошел на запад. Помню, как проезжали Брянск. Сколько ехали – не помню. Разгрузились на станции Полоцк и походным порядком направились к западной границе СССР. В этом походе я хватил лиху. Тренировки походной на расстояния не было, амуницию на себе не носил, а тут по 20-30 километров в день надо идти и нести на себе ранец с двухдневными запасами еды, бельем, простыней и одеялом. К ранцу прицеплен котелок. Через плечо скатка шинели. Через другое – лямка противогаза. К поясу прикреплен подсумок для патронов, висит на нем же фляжка с водой да еще маленькая саперная лопатка. На ремне через плечо – карабин, а сверху на голове – каска. Все это очень весомо. В первый день марша я еще шел наравне с другими. Но другие знают друг друга и через какое-то время присаживались то на двуколку телеграфистов, то в фургон радиостанции 5АК. А я – чужой, ко мне безучастны. Благо, у меня ноги (ступни) весьма пропорциональны, размер небольшой, и у меня никогда не было потертостей. Но у меня проявилась другая слабость – потертость в промежности. Такая острая боль – огнем все горело. А тут еще помкомвзвода Черенков из Идрицкого района Н-й области. Он – помкомвзвода. Он должен или мог ехать в фургоне радиостанции. Но он захотел ехать в седле с клинком, при шпорах. На больших привалах он называет меня по фамилии и говорит: «Лошадку придется попасти…» Сам поест, ложится на часок поспать, а я должен пасти. Первый раз я добросовестно водил лошадь на длинном поводу по лесу, чтобы она щипала траву. В следующие дни я сообразил усовершенствовать технологию пастьбы. Я просил у ребят, едущих на двуколке, вожжи, привязывал один конец вожжи за поводок уздечки, а другой конец – за свою ногу. Выбирал поприличней уголок в лесу и ложился. Если сильно потянет лошадь вожжу, я проснусь. Видимо, смышленая лошадь была, старалась сильно не дергать. Вот так я и приловчился хоть часок прикорнуть. А Черенков был глупее лошади и зловреднее. Почти каждую ночь он посылал меня в караул. Люди после двадцатикилометрового марша спали, а я – в караул, в артпарк. Изнуренный походом, я уже не мог держаться на посту ночью. Двигаться, ходить не могу – устал, а чуть остановился – сон валит, из руки вырывается карабин и падает. Я ловлю его налету. Начинаю вновь ходить и опять сам того не замечаю, как останавливаюсь и опять упускаю из рук карабин. Я дошел до ручки, до морального упадка. А тут еще помог Федор Ковалев. Он старше меня, призван из резерва, учитель, награжденный медалью. Он все время ныл, рисовал безысходность. При всей оптимистичности характера физические нагрузки в сочетании с нудой Ковалева подавляли меня почти до крайности.
Теперь не помню уже, сколько дней шли, не зная, куда и зачем. В предпоследний день марша нам объявили, что буржуазное правительство Сметоны угрожает СССР. Поэтому наше правительство предъявило ультиматум Литве с требованием открыть границу и впустить на свою территорию Красную Армию. Если Сметона не примет ультиматума, то войска войдут с боями.
В последний день марша (видимо, пятый по счету) на большом привале после обеда (я не пас лошади в тот день) весь полк собрали на поляне на митинг. Комиссар полка, старший батальонный комиссар (две шпалы в петлицах) Александров объявил, что Литва приняла ультиматум и мы переходим границу без единого выстрела. Было приказано привести в порядок форму, пришить свежие подворотнички, побриться. Мы должны показать себя. Дело прошлое, было что показать: гимнастерки сгнили от пота (жаркий июнь) и пыли. У некоторых при попытке снять они рвались поперек всей спины от шва до шва. Вид у освободителей был неважный. Сделали, что можно было. Под вечер выступили и уже в темноте переходили границу. Впечатление памятно. Прошло полвека с гаком, а я хорошо помню: подтянутость литовского пограничника, его салют двумя пальцами, опрятность формы и даже любезность, а может быть, вежливая неприязнь. Первую ночь на литовской земле не спали. Всю ночь шли. Днем тоже. И только к вечеру остановились в каком-то лесочке. Было приказано установить палатки, оружие – в пирамиды, сделать коновязи для конского состава, выставить караул. И тут я в караул не попал.
Оказалось потом, что наш бивуак разбит под городком Укмерге, километрах в трех от него.
В воскресный день нас однажды вывели на берег реки … . Разрешили раздеться, то есть снять верхнюю одежду. И вот мы в кальсонах на берегу реки благоденствуем. Место пустынное и все бы ничего. Но сверху по течению реки появляется катер. Сначала мы испытывали интерес, любопытство, а потом неловкость. На катере, совершающем прогулку, плыла литовская молодежь. Небольшой инструментальный ансамбль, квартет, по-моему, исполнял какую-то приятную мелодию. А молодежь пела и танцевала. Видимо, они были смущены нашим видом. Тут, наверное, была взаимная неловкость.
В августе 1940 года нас вывели из Литвы под Брест над Бугом. В районе старой, разрушенной в мировую войну крепости мы разбили бивуак и стояли до глубокой осени. Видимо, трудно было с размещением и во избежание осложнений нас вывели в поле в окрестностях города Лида Барановичской области. Там на картофельном поле мы жили в палатках до снега. Накануне Октябрьского праздника нас ввели на территорию Брестской крепости и разместили в зимних казармах. В марте 55-ю стрелковую дивизию и в ее составе 84-й артиллерийский полк вывезли в Минскую область и разместили в военном городке Слуцка.
В мае мы выехали в летний лагерь, там еще раз медкомиссия провела медосмотр всех, у кого было среднее образование. Отбирали кандидатов для посылки в летную школу. И вот я, никогда не думавший об авиации, попал в пятерку отобранных. Мы поехали в Днепропетровск. Прибыли туда 15 июня 1941 года, за неделю до начала войны. Эту неделю формировалась новая, 13-я ВАШП (Военная авиационная школа пилотов). На базе днепропетровского аэроклуба была создана эта школа. Занятия начались 22 июня, в первый день войны.. Как стало мне потом известно, моя 55-я стрелковая дивизия с марша из летнего лагеря вступила в бой с немцами под с. Березки Брестской области. Можно себе представить, что стало с дивизией. А какой могла стать моя судьба. А судьба могла быть такой.doc
Разве не случайность 13 ВАШП?
За 20 суток мы изучили аэродинамику, КУЛП (курс учебно-летной подготовки), основы аэронавигации, матчасть самолета У-2 и матчасть двигателя М-11. О, если бы студенты учились с таким напряжением!
Я не был уверен, что смогу по состоянию здоровья летать, до первого полета, который состоялcя 12 июля 1941 года.
Это первый ознакомительный полет с инструктором. Вот что записал в летной книжке (она сохранилась) инструктор Алексей Мартынов:

Немцы наступают. Днем на Днепропетровск налетают самолеты, но не бомбят. В день несколько раз приходится оттаскивать на себе самолеты в кукурузу. Принято решение об эвакуации. Мы выезжаем в Павлоград – это километров сто восточнее Днепропетровска. Верили, что вот-вот немцев остановят, мы вернемся назад и продолжим учебу. Однако. Из Павлограда мы еле-еле выехали. Курс на восток. Приехали в Александров-Тай Саратовской области. Там в степи обустроились и начали летать. Выпустили нас пилотами У-2 лишь (дата не указана, см. летную книжку).
В ноябре 1941 года мы закончили полеты, нас выпустили (более трехсот человек). Из всего выпуска отобрали 86 человек лучших для дальнейшего обучения. Но в той неразберихе нас (команду 86) 10 дней возили по Уралу: в Кыштым Челябинской области, Ирбит Свердловской области, потом назад в Троицк Челябинской области. Там оставили. Но то была ШМАС (Школа младших авиаспециалистов). Нам это не надо, мы это уже проходили. Технику знали, имели другие армейские специальности и воинские звания сержантов и старших сержантов. То есть мы были готовы активно воевать, не тратя времени и средств. Поэтому мы сочинили письмо Сталину, в котором просили направить нас на фронт, если не нужны военные летчики. Письмо помогло. Через неделю примерно в Троицк приехал капитан – авиатор из УралВО, побеседовал, даже проэкзаменовал по аэродинамике и КУЛПу. В итоге сказал, что мы поедем учиться на летчиков-штурмовиков. И действительно, через неделю нас отправили в Молотовское авиаучилище. Январь, февраль, март 1942 года – занятия в Перми. Закончили изучение Д-5, начали изучать СБ-3. А штурмовиков все нет и нет. И вот тогда появился приказ Верховного Главнокомандующего: отобрать и направить на фронт часть курсантов военных учебных заведений.
И я оказался в 231-й стрелковой дивизии, которая формировалась в той же Молотовской области в городе Кунгур. Жили за городом в землянках. Первого мая приняли (это уже вторично. Первый раз я принимал 1-го мая 1940-го года в Орле (01-02.05.1942 года личный состав дивизии был приведён к воинской присяге. По приказу штаба Уральского военного округа от 30.05.1942 года, 11.06.1942 года эшелонами отбывает в Саратов. Там разгрузилась, получила вооружение и вошла в состав 8-й резервной армии.)) присягу, а в мае нас погрузили в эшелон и повезли на запад, к фронту. (Здесь дед допускает неточность с месяцем. Во исполнение приказа штаба Урал ВО от 30 мая 1942 года дивизия 11 июня эшелонами отбывает с Урала на Волгу, в г.Саратов). Под Саратовом разгрузились и разместились километрах в тридцати от Саратова в лесочке, недалеко от села, кажется, Первомайского (село Первомайское Дергачевского района Саратовской области). Строевая подготовка, развертывание средств связи (я опять стал радистом, начальником радиостанции РБМ). Как потом я понял, в тех местах сосредоточивался резерв войск для решающих боев. В начале июля нас погрузили на баржи и по Волге доставили до Камышина. Там разгрузились и своим ходом, маршем двинулись в сторону Дубовки. (24 августа 1942 года Ставкой Верховного Главнокомандующего 8-я резервная армия была преобразована в 66-ю, командующим которой был назначен генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский. В состав армии вошла и 231- я стрелковая дивизия.) Первая бомбежка состоялась у хутора Почта. Заняли позицию позападнее Ерзовки (ныне Ерзовка Городищенского района Волгоградской области) у высотки 129.6. там дивизия вступила в бой, жестокий и беспощадный. И теперь мне видится тропинка, протоптанная на два-три метра ниже верхнего крутого берега балки (называлась она, кажется, Пичугой) (река Пичуга пересекает село Ерзовку Дубовского района Волгоградской области). По этой тропинке непрерывно шел поток санитаров с носилками, уносивших с переднего края раненых. Крик и стон обескровленных бойцов не стихали до наступления вечерних сумерек, когда бои стихали.
Позднее это видение отразилось в стихах:

Я вижу тех ребяток,
Не повзрослевших толком,
Сто двадцать девять, шесть десятых,
Высотку под Ерзовкой…
Степные балки разные,
По именам: Девятую,
Черемуховую, Грязную,
Казенную, Десятую…
Теперь так мало значат
Безвестный хутор Почта,
Трагический Вертячий…
А в памяти бессрочны.
Зарубцевались раны,
Но сны поныне снятся,
Как на цветном экране
И бесконечно длятся…
Я вижу тех мальчишек
В степи под Сталинградом,
Мне детский крик их слышен,
Я с ними будто рядом…
И в яви каждодневной
Сквозь толщу лет минувших
Их вижу не убитых,
А будто прикорнувших
С застывшею улыбкой
И разъяренным взором,
надеждой очень зыбкой,
Несказанным укором…
Я вижу лица павших
И будто бы в ответе
За недовоевавших
В трагическом расцвете.


И это – не досужий вымысел.
Самая горькая правда, от которой ныне, в неправдоподобную общественную смуту, невыразимо больно.

РАЗГРОМ ПОД СТАЛИНГРАДОМ

Тяжелые бои с переменными неудачами продолжались все лето, осень и зиму 1942-43 годов до февраля. Перелом наступил 19 ноября 1942 года (231 стрелковая дивизия в конце октября 1942 года была расформирована из-за потерь – от 15 000 человек осталось 600, и среди них мой дед. Очевидно, что в середине ноября дивизия уже не участвовала в наступлениях). Я как раз был на дежурстве на 5АК. Послышался необычайной силы, масштаба и продолжительности гром. Летом я подобного не слышал. Потом стало известно, что наши войска после мощной артподготовки прорвали линию обороны немцев и окружили огромную армию во главе с фельдмаршалом Паулюсом. Наша 84 стрелковая дивизия входила в Сталинград со стороны завода «Красный Октябрь» из балки Казенной (а может, и Грязной). (В течение осени 1942 года 84 стрелковая дивизия ведет непрерывные атаки в районе станицы Сиротинской и поселка Ерзовка (северо-западнее Сталинграда). С ноября 1942 участвует в общем наступлении советских войск, на 22.12.1942 находится у излучины Дона между хуторами Паньшино и Вертячий). Это была великая победа, очень ожесточенная на последнем этапе – с 20 января 1942 года. Тут началось генеральное наступление по уничтожению окруженных войск. Более 300 000 человек было в окружении. И вот 2 февраля 1943 года Паулюс понял бессмысленность сопротивления.
Там, под Сталинградом, я был награжден медалью «За боевые заслуги». Скромная солдатская медаль за огромный вклад в победу. Начальник рации не автоматчик, не разведчик. Но было всякое. Служил я в 913-м батальоне связи, обслуживающем штаб дивизии. Поэтому служба моя всегда проходила на глазах начальства. Это на КП дивизии в двух-трех километрах от линии фронта. Бывало и так: генерал Фоменко, жаждущий знать обстановку на переднем крае, визуально иногда подавал команду: «Радисты, за мной!». Он со свитой идет на передний край, мы перебежками за ним, а немцы обстреливают нашу группу из минометов. Пытались предупреждать Фоменко: «Товарищ генерал, немцы усилили огонь, это опасно, надо укрыться…» На такие советы он сердито кричал: «Что-о-о? Только вперед!»
Такие «прогулки», «рекогносцировки» впечатляющи. И все-таки я, видимо, родился в майке: меня миновали беды. Был случай, но он прошел в ту пору незаметно. Нашу дивизию перебрасывали на другой участок фронта. Надо было за ночь пройти 14 километров. Были расставлены по степи регулировщики, чтобы не заблудиться. Ночь была звездная, но безлунная. А по степи – множество пересечений дорог. Потому, видимо, сбились с пути и к рассвету вся дивизия сосредоточилась в одной балке. С рассветом появился разведчик Фокке-Вульф 189 (рама). И сразу же по рации вызвал бомбардировщиков. С рассвета и до двух часов дня немцы бомбили в балке, на ее отрогах и на открытом поле всю дивизию. Она была парализована полностью, хотя потери были невелики. Я отделался контузией: поблизости взорвалась фугасная бомба. Я был оглушен взрывом и побит глыбами глины, падавшими сверху, взметенными взрывом.
Три или пять дней был в медсанбате, и все восстановилось (на самом деле после этой контузии дед оглох на одно ухо на всю жизнь). После короткой передышки в степи под Сталинградом нас отвели на станцию Котлубань и повезли на восток. Через несколько суток я из теплушки вижу уже знакомые названия: Поворино, Борисоглебск, Грязи, Графская…

Далее воспоминания обрываются.
У меня сохранилось также много его писем с фронта, если интересно, выложу.

[Samsv]

Спасибо! Очень интересно и познавательно. Особенно про марш. В феврале 1943-го он воевал в 710 отдельном батальоне связе 84-й стрелковой дивизии:
http://www.podvignaroda.ru/filter/fi...d05fcb9f435d27
Только Александров Гай в Саратовской области, а не Тай.

[KUTISCHEFF]

Сообщение от Samsv

Спасибо! Очень интересно и познавательно. Особенно про марш. В феврале 1943-го он воевал в 710 отдельном батальоне связе 84-й стрелковой дивизии:
http://www.podvignaroda.ru/filter/fi...d05fcb9f435d27
Только Александров Гай в Саратовской области, а не Тай.

обалдеть, спасибо за документ и поправки.

[Витя]

Не про Воронеж. Сегодня разбирая документы деда нашел выкопировку карты-схамы. Дед изначально был танкистом. После тяжелого ранения в 39-м, всю отечественную служил в автобате. В том числе на полуторке с открытыми дверьми в блокадный Ленинград по льду Ладоги.

[vik 01]

Земляки. Путь неволи и страданий

Его прошла в годы войны наша землячка Дарья Митрофановна Орлова. Но сколько бы ни минуло лет, тот ужас плена не забудешь никогда

Людмила Суркова г.Воронеж

Фамилия Орлова уже знакома нашим читателям: «Коммуна» и «Воронежская неделя» рассказывали о ветеране войны, старшине медицинской службы Любови Митрофановне Орловой, прошедшей с боями в составе 2-го Украинского фронта до Румынии. Так вот, Дарья Митрофановна – родная сестра Любови Митрофановны. От минувшей войны ей тоже досталось немало слез и страданий.

Самая старшая из сестёр, Даша, с ранних лет познала всю тяжесть крестьянского труда. В школу родители её не пустили: сочли, что, мол, и так дел невпроворот! И Даша помогала управляться и с братьями-сестрами, и по хозяйству. Незадолго до войны девушка уехала по набору в Крым. Здесь, недалеко от Феодосии, молодёжь строила дороги, промышленные предприятия.

- Когда началась война, и немцы быстро дошли до Москвы, нас отправили в Вязьму копать противотанковые рвы, валить лес… (Как значится в архивной справке Центра документации новейшей истории, Д.М.Орлова работала «в 5-м Особом районе Главгидростроя КНВД СССР на оборонительных сооружениях г.Вязьмы». - Л.С.) И вот там мы попали в переплет, - вспоминает Дарья Митрофановна. - Немецкие самолеты летали бомбить Москву, и нам доставалось: снизятся, бывало, чуть не до земли и поливают из пулеметов. Мы распластаемся на земле, как лягушки. Страшно даже вспоминать! А среди нас были не только восемнадцатилетние, но и школьники. А вскоре мы все – гражданские и солдаты – попали в окружение. Выбраться не было никакой возможности. И Рокоссовский пытался помочь, просил дать одну дивизию. Не дали. Наверное, Сталин с Берией заупрямились.

Слушая рассуждения 96-летней собеседницы, сначала подумала, что со временем она, наверное, просто что-то перепутала. Но вот у меня на руках оказались воспоминания Маршала Константина Константиновича Рокоссовского «Солдатский долг». Разбирая ту архисложную ситуацию, он подчеркивает: «Нами был тщательно разработан план действий войск 16-й армии, где наряду с мероприятиями, не допускающими прорыва нашей обороны противником, предусматривались и другие - на случай отхода… Враг был сильнее, маневреннее нас… Нанеся удар крупными танковыми и моторизованными группами на флангах, немцы быстро продвинулись в глубину и, сомкнув кольцо, окружили войска нескольких армий, оставленных на прежних рубежах западнее Вязьмы…»

Вот, оказывается, из этого кольца и пытались вырваться и солдаты, и гражданские. Но всё-таки были захвачены в плен.

- И погнали нас фашисты к Смоленску, - продолжает Дарья Митрофановна. - Гнали долго, голодных, немощных. Тех, кто не мог двигаться, просто добивали. А тут холода начались, люди мерзли и тоже погибали.

С декабря сорок первого Дарья Орлова оказалась недалеко от Барановичей, в лагере «Лесной». Здесь определили её прачкой: стирала шинели, гимнастерки, рубахи, портянки. Кормили баландой из листьев капусты. Как-то пала лошадь, так в котел бросили её ногу – для «навара». Жили в холодных бараках.

Спустя полгода Дарью отправили в Германию. Попала она в город Кассель, гнула спину чернорабочей на заводе. Но завод разбомбили союзники. Перевели Орлову в лагерь, расположенный в местечке Минбек, на границе с Францией.

Освободили пленных англичане. А далее – репатриационный лагерь граждан СССР, где её определили в воинскую часть дояркой. И уже отсюда пленница вернулась в родное село Ломово тогдашнего Землянского района. Трудилась Даша в колхозе и помогала растить Толика – сына сестры Любы. В Воронеж семья Орловых переехала в 1962 году.

Последние годы Дарья Митрофановна жила со своей младшей сестрой Зинаидой. И жить бы им в покое и благодати, но пожилые женщины попали в цепкие лапы некой особы. Сын Любы Анатолий (тот самый Толик) навещал тетушек, приносил продукты. А это явно не нравилось «ухажерке» за бабушками. А первопричина - пресловутый квартирный вопрос, когда коварные и пронырливые стремятся его решить, ничем себя не обременяя.

И здесь трагедия не заставила себя ждать: Зинаида упала и сломала шейку бедра. Пришлось стучать в стену, звать на помощь соседей. Те сообщили племяннику. Вскрыв двери, они обнаружили старых женщин явно избитыми. Вызвали полицию, но у стражей порядка – клишированный резон: «Старушки ваши живы, ну и ладно…» Как говорят, «нет тела – нет и дела…» А Зинаида, между прочим, через несколько дней после перелома умерла.

Сейчас Дарья Митрофановна живет под опекой племянника: накормлена, ухожена. Бабушке в апреле исполнится 96 лет. У неё в доме чистота, порядок, уют. Рядом постоянно племянник Анатолий, его жена Людмила, их дочь Вера.
На фото:
Дарья Орлова, 1941 год
Источник: газета «Воронежская неделя», № 11 (2205), 18-24 марта 2015 г.

[vik 01]

Газета МОЕ, 17.03.20105 г.

Газета «МОЁ!»

«В 12 лет фашисты повели меня на расстрел...»

Воронежская пенсионерка Ольга Яковлевна Баркалова вспоминает, как ей в 1943 году чудом удалось избежать гибели

Фото: Александр ЗИНЧЕНКО
Ольга Баркалова: «Не дай Бог, чтобы наши дети и внуки видели войну...»

Ольге Яковлевне Баркаловой 86 лет. Живёт она в большом светлом доме в окружении детей и внуков. Со времён Великой Отечественной войны прошло много десятилетий, но о самом страшном событии своей жизни Ольга Яковлевна до сих пор не может вспоминать без слёз. Ровно 72 года назад женщина, в то время бывшая 12-летней девчонкой, узнала, что такое пережить расстрел...

«Бабы в белом»

Праздник Крещения в 1943 году Ольга Яковлевна запомнила на всю жизнь. Погода в этот день была ясная, морозная. Настоящая русская зима. 12-летняя Оля сидела в хате и дула на замёрзшее стекло. Старшая сестра, 30-летняя Меланья, и мама были заняты своими делами. Хутор Коломяга Нижнедевицкого района, где стоял их дом, оккупировали немцы, поэтому лишний раз местные жители на улице старались не показываться.

— Я сижу у окошка, и вдруг по стеклу кто-то пальцем тук! — вспоминает Ольга Яковлевна. — Я посмотрела и говорю: «Мама, тут какие-то бабы пришли в белом».

Мать вышла на веранду и спросила, кто пришёл. Ей тихо ответили: «Свои, разведка». Три разведчика в белых маскировочных костюмах постучались в первый попавшийся дом и по*просили хлеба. Мать семейства поделилась запасами и кое-что рассказала о немцах на хуторе.

— Мама сказала, что у нас много немцев, не знаем сколькя, но много. Ходють, оружие возють, — вспоминает Ольга Яковлевна. — Сказала, что они оружие повезли на лошадях в лес под Сычёвку.

Разведчики поблагодарили хозяйку за хлеб и сведения и посоветовали поскорее покинуть хутор, предупредив, что в ближайшие часы Красная армия намерена атаковать фашистов.

«Мы не партизаны, мы Богу молимся!»

Семья могла оказаться в самом пекле военных действий. Но куда идти? Решили подождать до утра и посмотреть, что будет. Подумали, что услышат, когда начнётся наступление, тогда и побегут.

— Уже кочета прокричали, всё тихо, — вспоминает пенсионерка. — Мать с сестрой Богу молятся, а я сижу, смотрю в окно, как рассвет занимается.

И тут девочка заметила группу немцев, которые окружали дом. Затем несколько человек выбили дверь и вошли. Первый вопрос, заданный на ломаном русском: «Где русский партизан?» Наверное, кто-то из односельчан видел советских разведчиков возле дома Ольги и доложил об этом фашистам...

— А мы отвечаем: «Нетути, мы не партизаны, мы Богу молимся». Тогда они маму дюже бить стали, — вытирает слёзы Ольга Яковлевна.

Ольга бросилась к матери, чтобы защитить, но солдат схватил её за холщовую рубашечку, в которую она была одета, и швырнул об стенку. Сестру Меланью решили припугнуть. Фашист засунул ей под платок на голове винтовку и выстрелил. Делал вид, что целится в голову, но пуля прошла по касательной. Сестра побелела и упала на лавку, из-за нервного срыва у неё начался бред...

После этого мать и двух дочерей прямо в холщовых рубашках повели в комендатуру. Фашисты должны были решить, что делать с женщиной и её дочерьми.

— Один немец по*смотрел на меня печально и говорит с акцентом: «Не пожила ещё на свете, а уже стрелять ведут...»

С мирными жителями, которые сотрудничали с партизанами, долго не церемонились. Когда совсем рассвело, двух женщин и девочку повели на расстрел. Так и шли без одежды по морозу.

— Мы думали, что в лесок поведут, но нас на гору погнали, к оврагу. Идём, а нас сзади подпирают винтовками, чтобы швыдче шли, — вспоминает Ольга Яковлевна. — Страшно было...

Краем глаза девочка заметила, что из леса вышла группа людей в таких же белых одеждах, какие были на разведчиках. Немцы приказали пленницам идти быстрее.

На подходе к месту расстрела Ольга метнулась вверх по холму и сломя голову прыгнула с края вниз, в овраг. Над её головой раздалась череда выстрелов...

Бумажный обрывок на память

— Очнулась я в какой-то хате, рядом со мной стоит человек в белом, весь в крови, — вспоминает Ольга Яковлевна. — Я начала плакать и спрашивать, где мама.

Человек объяснил, что красноармейцы отбили её семью у немцев. Автоматную очередь, которую Оля слышала, когда прыгала в овраг, выпустили советские солдаты в фашистов. Девочку достали из оврага, и этот красноармеец принёс её в хату. Его белый маскировочный костюм был испачкан её кровью.

— У меня голова была разбита, один глаз не глядел. А ещё я замёрзла очень, пока лежала в снегу, — рассказывает наша собеседница.

Красноармеец дождался прихода врача, а потом ушёл, так и не назвав имени. О том, что она не спросила, как зовут спасителя, Ольга Яковлевна жалеет до сих пор. Зато она запомнила фамилию доктора, который за ней ухаживал, — Алтонин. Он даже зачем-то написал своё имя на клочке бумаги и вложил девочке в руку. Этот обрывок женщина хранила всю жизнь. Но в 2010 году он сгорел вместе с домом Ольги Яковлевны...

Вся семья Ольги выжила. Наступление советских войск на хутор оказалось успешным (полностью красноармейцы освободили Нижнедевицкий район 31 января 1943 года), и женщины вскоре смогли вернуться домой. Мать, правда, стала болеть после происшествия — сказались и избиения, и нервное потрясение. Как вспоминает Ольга Яковлевна, после случившегося у неё не осталось ни одного зуба, их все выбили фашисты. Её схоронили в 50-х годах. Остальные дети всю жизнь проработали в Нижнедевицком районе.

— Я всё умела: и за свиньями ходить, и за телятами, и доить, и косить, — вспоминает Ольга Яковлевна. — У меня восемь детей и четверо внуков. И я молю Бога о том, чтобы они никогда не видели войны...

Евгения ГВОЗДЕНКО.

[vik 01]

Если не совсем по теме - просьба к модераторам перенести в нужную тему.

Коммуна, 20 марта 2015 года.

К 70-летию Великой Победы | Последний военный призыв составил резерв армии в конце войны и до 1953 года обеспечил обороноспособность страны

Уважаемая редакция, здравствуйте!

Прежде всего, через вашу редакцию я, Татаренко Михаил Филиппович, ветеран и участник Великой Отечественной войны, и моя жена, Татаренко Любовь Максимовна, ветеран войны, поздравляем с 70-й годовщиной Великой Победы всех ветеранов войны и труда и желаем им здоровья, мужества и надежды на лучшее в их жизни, оптимизма и хорошего настроения!

Михаил Филиппович Татаренко, ветеран войны и труда. г.Воронеж.
Я хочу рассказать о последнем военном призыве, который составил резерв армии в конце войны и до 1953 года обеспечил обороноспособность страны. Не всем довелось с оружием в руках воевать против захватчиков, но война прошлась по нам, никого не жалея. То, что мы заслужили этот праздник, говорят и государственные награды, теперь уже по шесть – на каждого за доблестный труд в военное и мирное время.

В преддверии Великого праздника - Дня Победы я вспоминаю те далекие военные годы.
Военная карьера у меня сложилась непросто. Я был восьмым ребенком в семье, отца своего не помнил, потому что он умер, когда мне было полгода. Учился в школе, как и все мальчишки, озорничал.

Когда началась война, три моих старших брата - Григорий, Александр, Николай – ушли на фронт.

Мне было пятнадцать, когда село захватили фашисты. После отступления наших войск в селе остались раненные солдаты, которые оказались в тылу у врага. Им удалось выжить, они решили создать партизанский отряд и бороться с оккупантами. За помощью в создании отряда и для взаимодействия с партизанами старший отряда отправился в Валуйки. Нам, пацанам, было поручено собрать оружие и патроны на десять - двенадцать человек. В нашем сарае были собраны винтовки (в основном – итальянские), ящики наших и итальянских патронов. Возглавил этот отряд старший лейтенант летчик Ленька.

Через связных мы узнали, что ночью отряд уходит, ему надо передать оружие. Мы, пацаны - Иван Татаренко, я, Михаил Татаренко, Иван Сердюк и Алексей Кравченко со своим братом Павлом – решили уйти с отрядом. Я написал письмо матери и сестре, чтобы они не беспокоились, и, одетый, прилег отдохнуть, пока придут за оружием… И вдруг - толчок, открываю глаза – и вижу Ивана, который сообщает мне, что все арестованы и отправлены в село Шелякино (ныне – село Советского Алексеевского района Белгородской области). Эта новость буквально парализовала, но сознание того, что оружие в сарае и его надо перепрятать, привело меня в чувство.

Была метель, на санках я вывез оружие и спрятал его. Нас не арестовали, потому что в списках отряда нас не было, и никто нас не сдал немцам.

В январе 1943 года нас освободили от фашистов, и до призыва в армию я работал в колхозе - фронту нужен был хлеб.

25 ноября 1944 года меня призвали в армию. Уже в армию сестра мне написала, что ее вызывали в Воронежский областной суд по вопросу расстрела партизанского отряда, и что предала нас соседка, бывшая коммунистка, Ей, надежному товарищу, старший лейтенант Ленька доверял и рассказал об отряде. Старостой в селе был бывший красноармеец, которого командир отпустил в село повидать семью, боец не вернулся к своим, ожидавшим в условленном месте. Когда фашисты оккупировали село, он перешел на службу к ним. Его командир остался жив и тоже присутствовал на суде

А Леньку расстреляли в селе Шелякино прямо перед кабинетом районного старосты, который до войны возил свистульки, краски, казался безобидным и безвредным мужиком. Оказывается, он прилично знал немецкий язык, потому что в Первую мировую был в плену у немцев. К сожалению, ему удалась уйти от возмездия, он сбежал с немцами.

Это было на моей родине в селе Ново-Александровка Ладомировского района Воронежской в то время области. Я помню имена и фамилии предателей, но не хочу, чтобы они звучали, пусть они будут забыты навсегда. Братья мои, Григорий и Александр, пропали без вести в 1943 году. Григорию было 28 лет, Александру - 21 год. И в обнародованных данных «Мемориала» ничего нового об их судьбе не смогли найти. Григория последний раз видели родственники в Воронеже. После освобождения города он отправлялся дальше на запад. Брат Николай прошел всю войну, победу встретил в госпитале в Харькове, умер в 1974 году в возрасте 60 лет.

Служба моя в армии длилась одиннадцать лет - с 25 ноября 1944 года по 25 ноября 1955 года. С 1944-го по 1950-й - срочная служба. Последние месяцы войны были сформированы маршевые роты, мы ждали отправки на фронт. Но войну закончили без нас, 17-летних солдат, а у нас впереди еще было пять лет срочной службы, непростой, послевоенной. И мне кажется, что недооценили вклад последнего военного призыва (1927 год рождения) в истории нашей страны.

Служил я в Приволжском военном округе в городе Сердобске, был членом Сердобского РК комсомола (связь армейского и гражданского комсомола), делегатом комсомольской конференции Приволжского военного округа.

Когда к нам в часть приехал из политотдела подполковник Герой Советского Союза, я выступил на собрании комсомольского актива и сказал, что в мирное время мы месяцами не ходим в баню. После отъезда подполковника меня шесть часов исключали из комсомола, большинство проголосовали против. Но на следующий день приехали представители политотдела округа и просто забрали мой комсомольский билет.

Я написал об этом в ЦК ВЛКСМ, через три месяца приехала комиссия. Командир части был отстранен, меня восстановили в комсомоле, и я уехал поступать в Ивановское военно-политическое училище.

С 1950 по 1951 год - учеба в Ивановском военно-политическом училище, с 1951-го по 1952-й - учеба в Уфимском пехотном училище, с 1951-го по 1955-й - служба в городе Дальний (КНР). В Дальнем родилась старшая дочь.

В 1955 году советские войска были выведены из Китая. Мы, служившие там, считали тогда, что отношение между Хрущевым и Мао Цзэдуном испортились после осуждения Хрущевым культа личности Сталина и как результат – вывод войск.

Из Китая нас перебросили в город Коломыю Ивано-Франковской области, с Дальнего востока - к западным границам. Считается, что к 1954 году с бандеровщиной на Западной Украине было покончено, но действовали еще отдельные банды, часть бандитов легально жили, часть – прятались по свои схронам. Они убивали активистов, офицеров, представителей советской власти, девушек - молодых специалистов, которые после институтов и техникумов приехали работать по распределению. Бандиты старались посеять панику и страх среди населения. Наша воинская часть была гарантом мирной жизни для населения города, для своих семей.

То, что происходит в Украине сейчас, – страшно и больно для нашего поколения. Вселяет надежду то, что не все жители Западной Украины поддерживают бандеровщину и фашизм, унесших столько жизней в годы войны. Многие призывники бегут из страны, чтобы не воевать против своих же. Есть надежда, что в Украине победит здравый смысл и восстановится мирная жизнь.

А я, прослужив в Коломые некоторое время, попал под известное сокращение армии. И мне пришлось начинать жизнь на гражданке с чистого листа. Работал в строительной бригаде, по иронии судьбы – под руководством бывшего старосты, отсидевшего свой срок за сотрудничество с фашистами.

Я поставил себе первую задачу – получить аттестат о среднем образовании. Имея военное среднее образование, я имел общее семилетнее. К сожалению, в армии нам не разрешили закончить среднюю школа, хотя в Сердобске она была рядом с нашей воинской частью, а для поступления в военное училище достаточно было семи классов.

Офицер, отец двоих дочерей, в возрасте 28 лет я обратился в Советскую среднюю школу с просьбой, чтобы они приняли экстерном экзамены на аттестат о среднем образовании. Мне не разрешили сдавать, так как не было в школе такой практики. Получив отказ, я пошел на почту, дал телеграмму министру образования СССР и уехал в свою Ново-Александровку.

На следующий день ко мне приехал заведующий РОНО, мне разрешили сдавать экзамены. Так я получил аттестат. Потом я поступил в институт механизации и электрификации сельского хозяйства в Харькове. Пока учился три курса, работал животноводом, инструктором РК КПСС. Затем перевелся в пединститут Белгорода на физмат. Только благодаря своей жене я получил высшее образование.

У меня за плечами – рабочий стаж 45 лет (из них 25 лет работы в школе), удостоверения ветерана труда, ветерана – участника войны.

У моей жены Любови Максимовны – 43 года педагогического стажа, удостоверения ветерана труда и ветерана войны. У нее в жизни тоже сложилось все непросто, как у всего нашего поколения в годы войны: и оккупация, и долгожданное освобождение, и работа на полях, когда все, не жалея себя, помогали фронту.

Отец ее был на фронте. Мать и пять дочерей (младшей всего был год, когда началась война) чудом выжили в те страшные дни, когда наши войска с боями отступали через село Шелякино. Потом немцы и итальянцы оккупировали село. И наконец зимой 1943 года наши войска освободили село Шелякино.

Девочка Люба была готова ехать с нашими танкистами до Берлина, воевать с фрицами, чтобы быстрее закончилась война, и отец вернулся домой. Отец, Акименко Максим Семенович, прошедший Гражданскую и Финскую войны, считался без вести пропавшим. Об этом есть сведения в опубликованных данных «Мемориала». Он участвовал в страшный боях 1942 года, и его посчитали погибшим. А он вернулся живым, это было счастье! И в первый же день Люба спросила отца: здоров ли он, сможет косить в поле и на лугах, потому что ей тяжело, коса – большая, и даже носить ее тяжело. Отец улыбнулся и ответил, что ей не придется больше косить.

Брат отца Любы, Иван Семенович Акименко, проводил на фронт четырех сыновей – и все четверо погибли. А он долго еще выходил на дорогу и ждал, надеясь, что вернется кто-нибудь из сыновей. У второго брата, Прохора Семеновича Акименко, два сына ушли на фронт и не вернулись.

Потом были тяжелые послевоенные годы. В 1948 году умерла мать….

Несмотря на все трудности, моя жена и четыре ее сестры закончили школу, получили педагогическое образование, и все работали в школах в разных концах нашей тогда большой страны: Камчатка, Казахстан, Дагестан, родное Шелякино и Ново-Александровка.

Шли годы, жизнь шла своим чередом. Дочери выросли, вышли замуж, родились внучки. Мы с женой работали в школе. Потом пришла время уходить на заслуженный отдых. Появились увлечения, они и помогают мне оставаться оптимистом по жизни.

9 мая 2015 года мы отмечаем вместе со все страной 70-летие Великой Победы. А 5 мая будем отмечать бриллиантовый юбилей совместной жизни - 60 лет нашей семье: у нас – две дочери и два зятя, три внучки и три зятя, одна правнучка. Нам есть чем гордиться в этой жизни. Дети и внуки получили высшее образование, выросли достойными людьми. Ученикам мы преподавали не только математику и литературу, старались, чтобы любовь к Родине, к истории своего народа были не пустым звуком, а смыслом жизни.

Наши ученики не забывают нас, очень приятно слышать на праздники по телефону: «Любовь Максимовна и Михаил Филиппович, мы помним Вас и благодарны Вам».

Хочется, чтобы наши дети, внуки и правнуки никогда не узнали, что такое – бомбежка, обстрелы. В наше время это очень актуально в связи с событиями в Украине. И в страшном сне не могло нам присниться, что фашизм возродится именно в Украине. Наша семья, как и сотни, тысячи семей России, связаны родственными узами с Украиной. Мой брат Николай после войны остался в Харькове, там живет его сын, в Донецкой области живет сестра моей жены с семьей.

Европа забыла Вторую мировую войну, забыла ужас концлагерей, гетто. Она не реагирует на гибель сотен женщин и детей в Украине, хотя гибель нескольких человек в Париже выводит сотни тысяч людей на «Марш мира». Что это – избранное отношение к своим и к русским (именно, к русским), искаженное восприятие зла?.. Фашизм, если Европа будет взращивать его так, как сейчас в Украине, не остановит никакие европейские границы. Неужели 70 лет стерли память целым странам?

Я надеюсь, что нынешняя Россия возродит свое величие, а быть патриотом своей Родины– будет, как дышать.

[Katrun]

Запомнилось мне из детства, кто-то рассказывал, что было в Воронеже подземное метро идущее до Москвы. его делали что бы во время войны использовать. Потом входы завалили. Не знаю, правда или нет, может легенда это городская?

[vik 01]

Шура, Саша, Александр

Победители

Завтра исполняется 70 лет со дня гибели в бою с немецко-фашистскими захватчиками нашего земляка Александра Кретова

Шура – так звала его мама, известная воронежская писательница Ольга Капитоновна Кретова. Так называли его родственники и друзья. Так подписывал он свои письма с фронта.

Александр Тарнов

В том числе и последнее. В одном из писем, датировано оно 1 марта 1945 года, он писал: «Опять получил твоё письмецо, если так можно сказать, хозяйственного характера. Но меня прямо рассмешила одна твоя фраза в письме. Значит, ты думаешь, что «нам здесь уже делать нечего» - интересно, очень интересно! Где же тогда есть что делать, если уже здесь, на фронте, мы начинаем страдать от безделья?! Наверное, от безделья здесь кладут свои головы наши боевые товарищи? (…)

Нет, мама. Будет памятна нам эта Курляндия, с её болотами и вечными дождями, даже зимой. Будут памятны нам те тревожные, боевые ночи, когда отбивали по 1316 контратак, когда пьяные бандиты, почти вплотную подбираясь к траншеям, забрасывали нас гранатами. Дерутся, проклятые, с остервенением обречённых. Ну, ладно об этом».

Далее Александр Кретов пишет о том, что, может быть, предпочёл бы бить врага «где-нибудь под Бреслау, Берлином или Данцигом», но, в сущности, не так уж важно, где оказалось суждено сражаться: «Где Родина считает нужным, там мы и бьём его».



Фразу из материнского письма, конечно, можно понять: ведь боевые действия происходили уже на вражеской территории, война близилась к завершению. Сходное ощущение владело многими в тылу, оно очень точно передано в «Песне о конце войны» Владимира Высоцкого:
Вот уже довоенные лампы
горят вполнакала –
И из окон на пленных
глазела Москва свысока...
А где-то солдат ещё в сердце
осколком толкало,
А где-то разведчикам
надо добыть языка.
Вот уже обновляют знамёна
и строят в колонны.
И булыжник на площади чист,
как паркет на полу.
А всё же на Запад
идут и идут эшелоны.
И над похоронкой
заходятся бабы в тылу.
…Шура родился в Воронеже 21 октября 1923 года. Его отец – Пётр Георгиевич Кретов, кадровый военный.

Сохранился аттестат об окончании Александром Кретовым средней школы №3, дающий право поступления в любой вуз страны. Выдан он 18 июня 1941 года. Через четыре дня начнётся война. Шура уйдёт на войну добровольцем. Его направят в офицерскую школу.

В Сталинградской битве он участвовал в звании лейтенанта, на должности командира взвода ПТР. Был ранен в ногу, после госпиталя наотрез отказался служить в тылу и снова ушёл на фронт.

Вот тут «судьба его лихая пошла наперекос»… В октябре 1943-го, будучи командиром стрелкового взвода в звании старшего лейтенанта, он попал в окружение. И хотя благополучно вывел бойцов к нашим, разговор у особистов был короткий: Шуру – в штрафбат, бойцов – в штрафные роты.

И снова – бои, ранения, санчасти… В сентябре 1944 года он – гвардии старшина. 25 января 1945 года за доблесть и мужество Александр Кретов награждён орденом Славы III степени. Ему возвращают офицерское звание – гвардии младшего лейтенанта. Как бы в утешение его находит медаль за Сталинград, а командир части назначает начальником штаба стрелкового батальона.

В одном из писем Шура писал: у меня снова три звезды – по одной на погонах и одна на груди.

А в конце того, что датировано 1 марта, он сообщал матери: «Посылаю тебе фотографию, это я фотографировался на удостоверение личности. Должен сказать, что фото скверное – я абсолютно не похож на самого себя, но думаю, что будешь довольна и этим – лучше нет».

В конце – приписка: «Товарищ цензор, прошу оставить фото».

28 марта 1945 года закончился последний штурм курляндской группировки на севере Латвии. Александр погиб в последней атаке под артобстрелом.

Подробности того боя его родным стали известны из письма, написанного на следующий день его другом, лейтенантом Юрием Филимоновым: «Утром мы под прикрытием своей артиллерии пошли в атаку. Оборона немцев была прорвана. Враг отчаянно сопротивлялся, открыв сильный огонь. Ваш сын Саша, презирая опасность, поднял бойцов и повёл их в атаку. Рядом разорвался тяжёлый снаряд, и Сашу ранило в ногу. Он поднялся и хотел идти в санчасть, но близко разорвался ещё снаряд, и Саша погиб».

…Курляндская группировка была ликвидирована после капитуляции Берлина. Александр Кретов оказался одним из тридцати с половиной тысяч советских воинов, погибших в боях в Курляндии в последние месяцы Второй мировой войны - с 16 февраля по 9 мая 1945 года.
Слева направо: Александр Кретов, мать, Ольга Капитоновна, младший сын Ольги Капитоновны Игорь. Зима – весна 1941 года.


Источник: газета «Коммуна», № 33 (26422) | Пятница, 27 марта 2015 года

[vik 01]

Коммуна, 28.03.2015
К 70-летию Великой Победы. Разведчик с Карельского фронта

Полицейские Воронежской области проводят акцию «День за жизнь». Навещая ветеранов, помогая им в повседневных делах, стражи порядка и представители общественности благодарят участников Великой Отечественной войны за Победу
Вместе с делегацией в гостях у Алексея Никитовича Паневина побывала и журналист газеты «Коммуна» Карина Корнеева.

Алексей Никитович бодр и весел. Гостей встречал в костюме с орденами на груди. – Все, все – за стол! - скомандовал он по-военному.

Зал небольшой «сталинки» в центре Воронежа заполнился людьми: члены Общественного совета при региональном управлении МВД, молодые сотрудники полиции, журналисты. Было видно: семья Паневиных (супруга ветерана и его старшая дочь) готовилась основательно. На столе – угощенья на любой вкус.

Полицейские вручили подарок – кухонный комбайн и, конечно, цветы. Глядя на разносолы, представитель Общественного Совета при ГУ МВД России по Воронежской области Виктор Тройнин пошутил:

– Я думаю, для вашей семьи это, точно, нужная вещь.

В чем нуждается ветеран?

– Больше всего сейчас нам с супругой не хватает самого обыкновенного человеческого общения, – поделился Алексей Никитович. – Ну а что: из дома мы почти не выходим, а из соседей почти не осталось людей нашего возраста. Ваш визит – настоящий праздник для нас.

Пару лет назад умер хороший друг Алексея Никитовича, который жил в соседнем доме, тоже ветеран войны. Пенсионеры дружили семьями. И, конечно, самый главный праздник в их жизни – День Победы, встречали вместе. Хоть и служили совершенно в разных местах, но воспоминания всегда получались какие-то общие.

– О том, что в Советском Союзе началась война, я узнал находясь в Карелии. Там служил разведчиком, – рассказывает ветеран.

За четыре года Алексей Никитович, будучи командиром отделения разведчиков, освобождал не один город на территории Карелии. Был дважды контужен, но, несмотря на опасность ранений, дважды сбегал из госпиталя на поля боя к сослуживцам.

– Ничего, дожил же до своих девяноста пяти!.. - шутит Алексей Никитович.

Да, совсем недавно 15 марта ветеран вместе с родными отметил юбилей. А семья у ветерана большая – две дочери, три внука и три правнучки. – Я своей Ане предложение на третий день сделал, – вспоминает ветеран. –. А чего тянуть-то?..

С Анной Егоровной он был знаком еще до войны. Вместе учились в сельскохозяйственном техникуме под Воронежем, правда, на разных курсах. Но тогда даже не общались. Ну а в 45-м, когда встретились вновь, решили больше не расставаться. Верная супруга поехала за мужем служить в Германию. Там у них и родилась первая дочь. Назад, в Советский Союз, вернулись только в 52-м.

С тех пор Алексей Никитович попал в ряды воронежской милиции и дослужился в органах внутренних дел до подполковника. А потом почти до самых 2000-х преподавал в Воронежском архитектурно-строительном университете.

– Столько лет прошло, а я до сих пор к пенсии не привыкну, – сетует Алексей Никитович. – Такая тихая жизнь – не для меня.

Честно говоря, уходить из гостей не хотелось. И то правда: живых свидетелей истории с каждым годом становится все меньше.

По данным пресс-службы ГУ МВД России по Воронежской области, в настоящее время в регионе проживают 230 бывших сотрудников милиции – ветеранов Великой Отечественной войны. В том числе – 98 участников войны, 105 – тружеников тыла. Есть желание у полицейских – поздравить каждого из них до дня Великой Победы.

На фото:Фронтовые снимки ветерана; Ветеран с семьей. Фото Владимира Пешкова.; Ветеран с делегацией от ГУВД. Фото Владимира Пешкова.
Карина Корнеева

[vik 01]

http://newspaper.moe-online.ru/view/239770.html

[vik 01]

Встреча в редакции газеты "Коммуна" в канун 30-летия Великой Победы.

Коммуна, 6 мая 1975 года.

Почти сорок лет назад...

[Locall]

Интересные рассказы

[Samsv]

Ишутин Иван Алексеевич. Боевой ветеран. Ездовой санитарного взвода 3-го стрелкового батальона 705-го стрелкового полка 121-й стрелковой дивизии. Награжден медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги" за вывоз раненых с переднего края.

[vik 01]

Коммуна 08.05.2015
Победители. Последний из когорты бесстрашных

Если бы фашистский снайпер сделал упреждение на ветер и на полсантиметра взял правее, то мне не пришлось бы беседовать с гвардии старшиной, участником Великой Отечественной войны, кавалером трех орденов Славы Александром Михайловичем Кондратьевым.

Анатолий Никифоров, член Союза журналистов, г.Воронеж

Глубокая борозда-шрам от вражеской пули, от правого виска до затылка, даже сейчас производит неприятное, угнетающее впечатление. Смотрю на этот шрам – и думаю, как часто судьба человека зависит от каких-то миллиметров. Разумеется, что снайпер целился в лоб бойцу, но судьбе было угодно, чтобы сильный ветер снес пулю чуть в сторону.

Родился Александр Михайлович в июле 1923 года в Таловском районе. В августе 1942 года попал на фронт, воевал в Латвии в пехоте. Был помощником командира взвода.

Вот его рассказ.

«Однажды движению полка очень мешал немецкий пулеметчик, который с преобладающей высоты вел кинжальный огонь, не давая моим бойцам подняться в атаку. Получаю приказ командира полка – уничтожить огневую точку. Иду на хитрость – часть моих бойцов продолжали отвлекать фашиста, как бы вызывая огонь на себя, а я с тремя бойцами подкрался к нему с тыла, и «без шума и пыли» покончили его ножами. За эту операцию я получил первый свой орден.

Второй - за то, что я со своим взводом вызволил из окружения целый полк нашей дивизии и освободил хутор, занятый фашистами. А дело было так. Плененный фриц рассказал, что наша часть, которая продвинулась далеко вперед – а это был один из полков дивизии, окружен и скоро будет уничтожен. Получаю новый приказ: найти полк, установить с командованием связь и вывести его из окружения.

Лесными тропами незаметно подходим к хутору и внезапным нападением так ошеломляем фрицев, что те бежали без оглядки. Доложил командиру полка, что они окружены, и надо как можно быстрее вернуться на прежние позиции. Так были спасены десятки, а может быть, и сотни наших бойцов.

Третий орден получил за освобождение находящейся у фрицев высоты, мешавшей продвижению полка вперед».

Интересуюсь обстановкой в подразделении, дисциплиной.

«У меня взвод был интернациональный: русские, грузины, армяне, узбеки – все жили дружной семьей, и дисциплина была хорошей – все приказы понимали и исполняли с полуслова».

А как было с харчами, были ли «наркомовские 100 грамм»?

«Проблем с питанием никогда не было, и в нашем полку никаких «наркомовских» тоже не было. Я во время войны спиртное не пил, ну а после, конечно, употреблял…»

Напомнив Александру Федоровичу слова поэтессы-фронтовички Ю.Дружининой «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне», интересуюсь, какой страх он переживал, выполняя эти рискованные приказы.

«А знаете, о страхе как-то и не думал. Думал, как лучше выполнить приказ командира. Ведь приказ командира для меня был закон».

По-моему, он весь в этих словах – русский, советский солдат, настоящий воин.

После войны вернулся на родину, выучился на тракториста, много лет работал в колхозе на тракторе. Но раны, а ранений было семь, стали давать о себе знать. Особенно снайперская пуля, которая лишила одного глаза и заметно снизила слух. Сейчас он инвалид второй группы.

Ветеран живет в частном доме с сыном, обаятельной снохой Верой Яковлевной и симпатичным душевным внуком Славой, окружен теплом и вниманием. Так и хочется сказать: «Дай Бог каждому ветерану такую старость!»

Александр Федорович – единственный в городе Воронеже и Воронежской области доживший до наших дней, до славной даты 70-летия Великой Победы, кавалер трех орденов Славы. Героев Советского Союза – участников Великой Отечественной войны, напомним, у нас уже не осталось…

Орден Славы трех степеней был учрежден Указом Президиума ВС СССР в ноябре 1943 года для награждения рядового и сержантского состава Красной Армии, а в авиации и младших лейтенантов - «за славные подвиги, храбрость, мужество и бесстрашие».

Орденом Славы первой степени награждали по указу Президиума Верховного Совета СССР, а второй и третьей – командиры частей и соединений.

Ордена Славы должны носиться только на левой стороне груди, их колодки обрамлены Георгиевской лентой.

Указом Президиума ВС СССР от 13 августа 1984 года кавалеры трех орденов Славы по привилегиям были приравнены к Героям Советского Союза. Кстати, еще и до этого указа народная молва приравнивала их к Героям.

К слову, за каждый орден полагались выплаты: за 1-ю степень – 15 рублей, за 2-ю – 10, а 3-ю – 5. Мелочь, а по тем трудным послевоенным временам – хоть какое-то подспорье.

На фото:

Кавалер трех орденов Славы А.М.Кондратьев

[vik 01]

Человек с плаката

Ещё с советских времён в СМИ сохранилась традиция: отмечать знаменательные дни специальными выпусками. Чествовали день 7 Ноября – красный день календаря, отмечали 1 Мая. Но если по случаю Первомая были вольности насчёт шашлыков и шуточки, типа «Что такое – Первомай? Просто – пей, да наливай!», то отпускать шуточки про День Победы никто себе не позволял и не позволит. Это – свято.

Алексей Павлов г. Воронеж

К этому дню каждый журналист ищет что-то особенное, своё, чего не знали прежде, о чём не говорилось и не сообщалось. В моём архиве есть статья «Хозяйка военного Берлина», тему которой подсказал мне декан факультета геологии ВГУ Виктор Ненахов. Будучи в столичной командировке, в метро он увидел панно и чуть не воскликнул вслух: «Да это же мама!..» С плаката на него смотрела мать – хозяйка военного Берлина – красивая и молодая. Её фотография обошла весь мир, попала в учебники истории. Но об этом мы, пацаны, с окраинной воронежской улицы, расположенной возле авиационного завода, узнали позже, в старших классах. А до этого чуть ли ни всем двором бегали к тёте Маше смотреть телевизор.

Из Германии, Англии, даже Новой Зеландии в Воронеж шли письма: расскажите о судьбе девушки-регулировщицы, фотография которой в центре майского Берлина стала своеобразным символом и даже визитной карточкой страны-победительницы. На фото – Мария Шальнева (а позже, в замужестве, – Ненахова), тётя Маша, к которой мы и бегали «на телевизор». Позже, по приглашению школьного начальства, она не раз рассказывала про те тревожные и радостные дни уходящей войны.
Было это 2 мая 1945 года. Ефрейтор Шальнева регулировала движение военной техники в полутора километрах от рейхстага. В одной из машин ехали два Евгения – фронтовой корреспондент ТАСС Халдей и поэт Долматовский. Опытный фотокор сразу увидел «типаж» и вышел из машины: «Откуда, красавица?» – «Из Воронежа». Щёлкнул затвор «лейки». Мария Шальнева попала в историю.

К весне 45-го за её плечами остались тысячи фронтовых километров: Новохопёрск, Кантемировка, Ковель, Познань и, наконец, Берлин. «Эх, дороги, пыль да туман...» Девушки-регулировщицы из 87-го отдельного дорожно-эксплуатационного батальона с лихвой хлебнули горячих фронтовых дорог. Из пятерых подруг Марии, призывавшихся с ней из одного военкомата, трое навсегда остались в солдатских могилах.

Ефрейтор Шальнева хозяйничала на улицах Берлина 20 дней. Конечно же, самым памятным из них оказался день 9 мая.

– Была какая-то настороженная тишина,- рассказывала нам, школьникам, Мария Тимофеевна. – Стою на посту и думаю: что бы это значило? И тут по громкоговорителю объявляют: «Победа!»

Много лет спустя бывший начштаба батальона В. Морозов через газету сумел разыскать Марию. Но самым неожиданным было то, что через 25 лет её вновь отыскал фотокор Евгений Халдей. Новая фотография у здания оперного театра. Надпись: «Марии Тимофеевне на память о встрече через 25 лет. Берлин – Воронеж». Но в летопись войны ефрейтор Шальнева всё-таки попала совсем юной девушкой – русской хозяйкой Александер-плац.

После войны Мария Шальнева вернулась в Воронеж, поступила на авиационный завод, да так и проработала там до ухода на пенсию.

Её дом – рядом с заводом на улице, опять же, с названием-символом: Героев стратосферы. Вместе с мужем Мироном воспитали двоих детей. Старшая, Людмила, пошла по стопам родителей – работала конструктором на авиационном заводе, сын, Виктор, – доктор наук, профессор.

Марии Тимофеевне не суждено было дожить до 70-летия Победы. Но её жизнь продолжается в восьмерых внуках, которые видят бабушку со страниц учебников истории.

…А в истории многое удивительным образом связано и переплетено. Марию Тимофеевну я знал с детства, с её сыном мы гоняли в футбол, ходили в одну секцию бокса. Много лет спустя случилось быть на площади, где в 1945-м направляла движение военной техники регулировщица Мария, довелось служить именно в Германии, тогдашней ГДР.

Получается, что автор этих строк, хоть косвенно, но связан с тем, что было, а мой сын, опять же, не прямо, но связан с тем, что будет…

Хорошо бы осмыслить эту взаимосвязь, а не тупо звать на всякие акции, посвящённые тому-то и чему-то. Мероприятия, сотворённые для «галочки», мало чему научат, скорее, наоборот. Многие вопросы, которые ставит жизнь, не только не решаются, они – всё глубже, всё острее. Вот почему «Литературная газета», к примеру, накануне юбилея Победы, поздравляя ветеранов, не забывает о том, что коррупция не стреножена, продолжается жуткое социальное расслоение населения, ну а рост на «услуги» ЖКХ всё в гору и в гору.

На фото:
Регулировщица Мария Шальнева. Фото Евгения Халдея
Источник: газета «Воронежская неделя», № 19 (2213), 13 мая 2015 г.

[vik 01]

В продолжение поста № 50.

Коммуна, 15 мая 1945 года (кажется, фамилия у Марии несколько искажена)

[vik 01]

Письма о войне и Победе. Сапёры на Огненной дуге

Мой отец, генерал-майор Кирилл Софронович Костенко (1908-1991г.г.), начал войну 22 июня 1941 года в Перемышле, на западной границе СССР.
В составе войск Юго-Западного фронта участвовал в тяжелых оборонительных боях за города Львов, Житомир, Воронеж, Сталинград, Киев, Харьков. Принимал участие в наступательных операциях Донского фронта при разгроме фашистов под Сталинградом, в битве на Курской дуге, а в составе войск 1-го Белорусского фронта - в освобождении Белоруссии, Польши, в штурме Берлина.

Помню, отец рассказывал такой случай: «В период Курской битвы я был помощником начальника штаба инженерных войск Центрального фронта. В 9 часов утра по срочному вызову прибыл к командующему фронтом К.К.Рокоссовскому. Адъютант мне сообщил, что командующий сейчас в землянке Военного совета слушает концерт московских артистов. К.К.Рокоссовский сидел рядом с какой-то симпатичной актрисой, улыбался и живо аплодировал. Об этом концерте потом многие узнали и говорили: «Раз Рокоссовский улыбается, значит, на фронте порядок».

С рассветом 7 июля сорок третьего немцы начали яростные атаки на местечко Поныри танковыми группами. Мне впервые пришлось участвовать в танковом жестоком сражении. На большом пространстве, сколько можно было видеть, в дыму и пыли в разные стороны двигались танки, самоходки бронетранспортеры с пехотой. На поле сражения стоял несмолкаемый гул от разрывов снарядов, бомб и стрельбы орудий. Самоотверженно действовали саперы в подвижных отрядах заграждения, устанавливая под огнем мины «внаброс» на боевых курсах танков противника. Попадая на мины, танки подрывались. С перебитыми гусеницами они уничтожались нашими орудиями прямой наводкой, забрасывались гранатами, бутылками с горючей смесью. Немногим танкам удалось уйти из лощины от мин саперов и огня артиллеристов.

За четыре дня кровопролитных боев в районе Понырей немцам удалось вклиниться в нашу оборону лишь на 12 километров, потеряв 42 тысячи убитыми и ранеными и около 800 танков. На пятый день немцы уже наступать не смогли и перешли к обороне».

Мой отец прошел путь от лейтенанта в 1941 году до генерала, от командира саперного взвода до начальника инженерных войск Воронежского округа. А ещё он увлекался живописью. Его полотна неоднократно экспонировались на художественных выставках.

Людмила Шевалдина,
учитель

На фото:
Кирилл Костенко, 1945 г.
Источник: газета «Коммуна», № 55 (26444) | Пятница, 22 мая 2015 года

[armkart]

Хорошо помню рассказы моей бабушки, мамы и ее младшей сестры о войне.
Итак, с. Малышево, лето 42-го.

Бабушка (28 лет) попала в оккупацию с 2-мя дочками: мама (почти 8 лет) и тетя (4 года). Ее мужа (моего деда) эвакуировали вместе с авиазаводом (хотя он там ни до, ни после войны не работал). Почему? Видать, грамотных было мало.

Немцы вошли в село вечером, на закате. Дату я вывел позже сам: 4 июля. Очень легко вычисляется и дивизия - 24 танковая. Первой по селу ехала полевая кухня, за ней - мотоциклисты. Мама в этот момент пила из кружки молоко и ей почему-то особенно запомнились закатанные рукава. Видимо, они были уверены в том, что наших войск в селе нет.

Танков, естественно, было было много и, опять же естественно, наша авиация протоптала туда дорожку. Один раз налет был особенно сильным. (На сельском кладбище и сейчас можно найти много могил с одинаковой датой смерти. Точно не помню, надо походить как-нибудь, уточнить, но это 4-10 июля.) Погибли от своих же, много детей, но летчиков никто не обвинял. Одна бомба угодила прямо в купол церкви, пробила его, но не взорвалась (такие сюжеты бывают только в кино). Так и стоял храм с овальной дырой в крыше до 90-х гг. Сейчас храм восстановили.

Первым делом немцами была расстреляна оставленная подпольная группа во главе с директором школы. Такие группы создавались заранее в большинстве мест. Бабушка считает, что их выдали свои же.

Население перебралось жить в землянки-погреба, по всему селу были вырыты траншеи (кем и когда успели - неизвестно). Так продолжалось до массовой эвакуации на ст. Курбатово. Подчеркну, что вывели (пешком) всех поголовно, село осталось пустым. Немцы боялись партизан, которые, говорят, были в Шиловском лесу. Наверное это была середина августа.

Выбрали нового старосту и... жизнь продолжалась. Далее - эпизоды.

1) Как-то вечером (ночью?) в село со стороны Петино (там был один из заслонов) пробрался наш молоденький перепуганный солдат с автоматом. Его спрятали на чердаке одного дома. Там он жил несколько дней. Бабушка знала об этом и ее младшая золовка (сестра мужа, т.е. моего дедушки) носила ему еду. Иногда брала с собой маму, т.к. из-за небольшой разницы в возрасте они были подружками. Одна женщина выдала его. Несколько немцев подошли к дому, стащили его с чердака, автомат разбили об крыльцо. Пацан при этом громко плакал. Бабушка видела все это своими глазами и ей запомнился его крик и как "ломали автомат". После он работал какое-то время при кухне, дальнейшая его судьба неизвестна. (После войны ту женщину не посадили в тюрьму за предательство, хотя плевали ей в лицо; ее дом находится неподалеку от бабушкиного, говорили, что с ней никто не здоровался).

2) Бомбежка. Началось все внезапно. Бабушки дома не было, мама с сестрой гуляли. Мама (постарше) убежала в погреб, а младшая оказалась далеко от укрытия, никуда не успевала, растерялась и ее... закрыл собой один немец. Он всю бомбежку пролежал на ней, стреляя из винтовки по самолетам, при этом очень громко ругаясь (это понял даже малыш без перевода).

3) Немцы часто (и сильно) били младшего брата бабушки. Он был призывного возраста, но т.к. до войны отморозил себе руки, то был невоеннообязаным. Это все выглядело очень подозрительно. Для них он был как красная тряпка. Могли бы и расстрелять.

4) Немцы очень любили одного своего командира. Какого именно? Полка? Роты? Не знаю. Так вот, каждое утро они уходили (бабушка показывала рукой на восток), "воевать". Вечером - возвращались. В один день они понесли особенно большие потери, в т.ч. погиб ТОТ командир. 2 дня все население не выходило из погребов на улицу, боялись "нарваться" на немцев. Те срывали злость на всех без разбора.

5) У бабушки была коза. Как-то она стала замечать, что у козы стало очень мало молока. (А ей кормить двоих детей.) Стала следить - и "застукала" немца, который приспособился рано утром доить нашу козу. Бабушка. естественно, на него с претензиями - он ее грубо оттолкнул. Что ударил или тем паче избил, сочинять не буду. Осадок у меня остался почему-то не жестокости, а хамства. Обида повела бабушку к его командиру (опять же спросите: какому именно?). Допустим, роты. Тот выслушал и сказал: матка, не бойся, все исправим! И ведь больше козу не трогали!!

6) Во время эвакуации (тода еще не знали, что в Курбатово) часть ДЕВУШЕК отобрали и сразу увезли в Германию. Среди них - старшую сестру дедушки (вернется в 1945-м). Младшей (той, что носила еду солдату на чердаке) удалось спрятаться и вместе со всеми дойти до Курбатово. В начале женщин насиловали немцы (особо не выбирая места), затем - ласкали кнутами мадьяры. Что было уготовано остальным - угон или лагеря - неизвестно. Жили они в лагере за колючей проволокой, пока зимой 43-го года наши самолеты не разбомбили станцию и немцы не разбежались. Еще стоял снег, когда жители вернулись обратно в Малышево. Возвращались буквально по кускам тел немцев (бомбежка!), которые вмерзли в землю и мешали ехать санкам. Некоторые привозили с собой трофейные сапоги. Вместе с отрезанными ногами. Мороз!
Уцелевшие дома и даже погреба (!) были заминированы. Ребята подрывались, становились калеками. В итоге от села остались лишь печные трубы, один дом (до войны был один кирпичный) и храм (с дырявой крышей).

7) В Курбатово и обратно жители шли под руководством старосты. Через 1-2 дня после возвращения в село, старосту "забрали" в наш СИЗО на ул. Желябова. А теперь самое удивительное: той же осенью 1943 г его выпустили на свободу. Оказалось, что староста был связан... с партизанами и т.п. Входил в запасной (в НКВД не наивные люди служили!) уровень подполья. На проверку и перепроверку ушло 8 месяцев, но в итоге все сошлось и его оправдали. Старосту! В 1943-м году! В то время, когда за одно только подозрение в подобных вещах грозили если не расстрел со штрафбатом, то 25 лет - это как минимум. Мама мне говорила, что она еще долго могла зрительно отыскать "его" окно в здании СИЗО. Причем тут мама? Так ведь она же его родная внучка! Соответственно, мне он доводится прадедом. Возможно, это частично объясняет лояльность немцев к моей бабушке.

Умер прадед в начале 60-х. Похоронен на сельском кладбище. На его могиле установлен памятник со звездой. Эту историю вначале знали только взрослые, рассказывали кратко, негромко. Про ордена и медали я ничего не слышал.

P.S.
а) Я задал вопрос органам: как насчет "проникнуть в архив", познакомиться с делом прадеда. Мне объяснили, что пока все детали построения подполья в годы ВОВ засекречены. Непонятно. Может, просто связываться не хотят? Про пакт о ненападении раскрыли по ТВ все нюансы, а про местных партизан... Сколько ждать? Успеем?

б)В конце 90-х гг ВСЕ КОРЕННЫЕ жители Малышево, обратившиеся в суд, официально получили статус "узника/несовершеннолетнего узника", который давал какую-то прибавку к пенсиям. Несмотря на то, что "архивы не сохранились". Кто попал в Германию - получали немецкие марки. Живьем.

[salex]

armkart, спасибо, на редкость интересно.

Сообщение от armkart

Выбрали нового старосту и...

О выборах старосты есть еще какая-либо информация?

Сообщение от armkart

А теперь самое удивительное: той же осенью 1943 г его выпустили на свободу

На самом деле ничего удивительного. Если определенных действий не совершал, частенько отпускали.

[Locall]

Это воспоминания моей мамы рассказанные когда-то на мои расспросы о войне, как, да что и от них записанные по памяти.

Моя мама, Мария Ивановна Березянская в девичестве Лобынцева в те страшные дни 1942 года работала на станции Воронеж-Курский, у нее было уже две дочери, да одна из разбомбленных квартир. Детей увезла моя бабушка, папа был далеко, в том самом Абаканлаге, так что мама просто делила одиночество с работой, да местом где коротала время до следующей работы.

Вступление

Прошу простить за разного рода расхождения в тексте, стилистику и прочую пунктуацию. Рассказ пишу по словам мамы рассказанные мне уже в мои далекие пятидесятые, иногда вспоминаемые и в шестидесятых. да и просто хочу передать те ощущения которые испытывал много раз при воспоминаниях мамы, как очевидца тех дней страшных и кровавых дней. Да и вообще я не писатель.

Шли самые страшные бомбардировки города, а это первые числа июля, за которыми последовало нежданное вступление немцев в пределы правобережья. А в чем же нежданное спросите Вы и правильно сделаете. Война, фашисты прут повсеместно и практически все рядышком, где то тут вблизи самого Воронежа и местные жители тИхонько между собой шушукаясь предполагали и ждали его, немца, со стороны Задонского шоссе. Мама где то там, под Рамонью рыла противотанковые рвы. И вот толпы горожан потянулись в сторону Семилук, кто с небогатой поклажей, с детьми, кто - то умудрялся тянуть впереди себя телегу о двух колесах и с такими длинющими оглоблями сделанными для выдерживания равновесия самих телег и забитых уже доверху домашним скарбом. А кто то умудрялся на все это взгромоздить или детей, а то и кого из своих стариков трудно передвигающихся по этим пыльным эвакуационным дорогам. Но давайте остановимся здесь и перейдем к городу, который просто пустел с каждым часом и только неизвестность и неопределенность вселялись в души и мысли горожан которых еще ох как много оставалось в стенах этих превратившихся в развалины улиц и домов. Я хочу рассказать вам правдивую историю, которая произошла в этот самый день с одной из женщин моего города, а именно моей мамы и когда немецкий сапог отпечатался на пыльных тротуарах улиц и проспектов Воронежа.

Утро

Мама поднялась рано, сквозь расколоченные взрывами окна начинал брезжить свет нового дня, до ее смены еще было далеко, на часах еле еле перевалило за пять и только воспоминания предшествующих дней, когда она отправив из города своих малолетних дочурок со своей мамой заставляли лишний разок представить эту картину, что они уже далеко от всего этого кошмара и понежиться всматриваясь еще в разбитое окно и наблюдая за облаками, которые густо тянулись и надвигались на ее дом. Как я сказал она работала на станции Воронеж-Курский и последние дни приходилось добираться только пешком. Бомбардировки последних дней не прошли даром, развороченные трамвайные пути, повисшие над землей провода и ремонтные бригады уже не могли справляться с этой напастью и ремонт производили там где трамваи просто использовались в военных целях по перевозке грузов. Она жила на самом главном проспекте города и дорога хоть и не так далекая шла по разбомбленным улицам и зачастую она огибала и маневрировала между нещадно заваленными щебенкой и кирпичами зданий проходя это расстояние от дома до работы только часа за полтора.
В этот день 6 июля придя к своему столу оператора она мирно села и взялась за оформление сводок, рапортов, отчетов накопившихся за прошедшую ночь, о наличии составов скопившихся на станции и тех что уже ушли по своим назначениям. Так просидев часа два она только заметила, что кроме нее, да второй девушки работника товарной конторы никто в их комнате не появлялся.
- Нина ты ничего не замечаешь? - спросила Мария у своей соседки.
- Тишина?... Слушай, а давай на второй этаж сходим, у кого там может спросим и побросав свои дела быстренько поднявшись по лестнице обратили внимание на множество закрытых дверей начальства и заглядывая в открытые кабинеты, и не находя на месте ни одного сослуживца.
- Вот это дела.. Где же все, тихо проворчала подруга и они вдвоем спустившись и выйдя на улицу увидели возящегося в небольшой бытовке напротив одного из работников станции, но не успев задать вопроса ему когда он повернулся и увидав их обоих хриплым голосом пробурчал:
- А вы что девки тут?
- Как что, ответила мама, на работе....
- Какая работа, вы что не знаете, вчера еще на ночь приказ пришел - Всем уходить.
-Что уходить, куда? - чуть ли не в такт выпалили девушки.
-Да вы чё немец говорят на подходе. Бегите девки я вам говорю. Никого не будет здесь больше. Тикайте!
И только теперь осмотрев станцию они уже и сами заметили что кроме разбитых ранее вагонов, да одного или двух порожних состава ничего и никого не было.
Выйдя на улицу, осмотревшись по сторонам где поспешающе тянулись люди в сторону Дона и переправы и сами пошли по пылящей булыжной дороге в ту сторону, как им казалось, их ждало спасение.

День

... Донбасскую улицу они прошли быстро и выйдя на окраину города, где уже от края и до края вплоть до самого Дона была открытая местность они заметили как уже им навстречу шли небольшие группки людей спешащие уже в сторону города. Не думая о происходящем, да и спрашивать не было сил женщины двигались к реке и только окрик из кузова проходящей мимо полуторки остановил их.
- Эй девчата вы куда прете?
Заметив в кузове солдата невпопад ответили - Туда, к мосту.....
- Поворачивайте обратно, немец вот, вот Дон перейдет.
- Как Дон?, только и успели спросить у солдата, машина рванула с места и поднимая пыль, покачиваясь от неровной дороги направилась в сторону окраин города. Переглянувшись они еще раз посмотрели в сторону где была та самая спасительная переправа и увидав как далеко, где то под поселком Первомайский шли еле различимые фигурки людей, таких же как и они бедолаг. присели на небольшой бугорок и изрядно протерев вспотевшие лица успокоились мерно дыша от этого перехода.
- Что делать будем, Мань?... - Назад? Все же город.
- Сейчас посидим немного и пойдем.
Как то само собой мама подумала о своих дочках, которые находились под присмотром своей бабушки и где то в безопасности. И главное беспокоилась о младшей, которой всего то полтора годика с небольшим и на ее долю с месяц назад выпало несчастье соприкоснуться и так пока не поняв что такое фашистская бомба.
13 июня к ним зашла соседская девочка и попросила взять ее дочь с собой в Сад пионеров. Это уже потом после войны она рассказывала, что ей так не хотелось ее отпускать, долго раздумывала, но сказала - Хорошо! Бери.
Взяв Оленьку на руки и выйдя на улицу направились через проспект на противоположную сторону к саду, который находился рядом с домом и в котором должен был пройти пионерский праздник. Они зашли в створ двух домов и где то рядом, прямо над ними раздался резкий рокот самолета и тут же свист падающей бомбы. Взрыв раздался сразу же и именно там куда они направлялись и только летящая штукатурка от стоящих по бокам домов, да взрывная волна нещадно прорвавшаяся сквозь проход обдала их жесткими и хлесткими ударами по всему телу. Девочек отбросило еще на пару метров, но маленькую Олю она так и не выпустила из рук и прижимая своим телом к земле почувствовала тот запах гари и дыма вперемешку с крошками земли и камней пронесшихся над ними. Дикие крики и вопли уже неслись из сада и этот звук уходил вдаль вместе с этой страшной силой взрывной волны.

Взрыв

Мама почувствовала неладное от раздавшегося взрыва и от которого даже в их доме вылетели стекла. Выбежав на улицу и издалека заметив своих она при переходе улицы чуть было не столкнулась с 14 летней девочкой, которая как то странно корячилась держа руки на животе и только поравнявшись с ней заметила что у нее была разорвана брюшная полость и она просто держала внутренности в руках. Находясь в глубоком шоке эта девочка еще двигалась и мама исступленно, позабыв про своих,. наблюдала за ней как та уже крадучись и держась плечом за здания направилась в сторону кинотеатра.
И только заметив подошедших девочек мама взяла Олю на руки обратив внимание на ее иступленный и отрешенный взгляд. Из носа и ушей сочилась кровь.
-Теть Маш ты не волнуйся, мы не успели туда дойти, правда взрывом нас повалило на землю. Я ее накрыла.
Это уже потом, когда мама отнесет ее к врачу станет ясно что она от того взрыва в Саду пионеров получила тяжелейшую контузию головы.А вместе с этим, как последствия, отрафированную часть лицевого нерва. Так у Ольги на всю последующую жизнь отпечаталось это клеймо той далекой уже войны.
Вот с такими мыслями о своих дочках она и сидела на пригорке вместе с подругой, не зная что делать, куда бежать с этого пустынного и одинокого поля.

Отступление от темы

А Вы знаете сейчас когда я пишу эти строки мне подумалось.... Когда то давно начала пятидесятых годов моя мама повела меня через поле, в сторону Первомайского поселка, туда где в одном из пионерских лагерей на берегу Дона работал мой отец. Пешком, доехав только до окраины города автобусом. Возможно именно сейчас мама захотела наконец пройти тот маршрут, который когда то, возможно и к счастью, она не смогла сделать июльским днем 1942 года. Не было тогда Юго-Западного района, только чистое поле и эта память.

Назад в город

Усталость давала себя знать, тем более у мамы поднималась температура. И тут на счастье двум подругам подвернулась своеобразная аказия. Навстречу им шла полуторка, возвращаясь видимо от Дона. Поравнявшись с ними из кабины выглянул офицер и приказав водителю остановиться, вышел. - Вот что девчата, давайте прыгайте в кузов и побыстрее, к реке идти вам не стоит, так что могу отправить назад в город. У Марии уже и сил было мало подняться в кузов и она просто попросила офицера помочь. Дорога была недолгой и выглядывая из открытого окна кабины офицер спросил - Вам куда? - Так если немцы идут в город, то мы хотели выбраться отсюда, ответила подруга Марии. - Хорошо! Я довезу Вас до вокзала, а там уже сами решайте куда.

Бомбардировки

Машина шла довольно быстро, улицы были почти пустынны, но кое где еще попадались идущие и спешащие воронежцы, а много еще было в домах. Мама из кузова смотрела на дома, где большинство из них стояли без крыш, а то и совсем разрушенные. Бомбардировки самого начала июля сделали Воронеж в сплошное месиво из гор кирпича и щебенки. Ей вспомнилось как в одну из таких бомбардировок не успев даже уйти в бомбоубежище она с Оленькой, или как ее любовно называли дома Лялька спустилась на первый этаж заметив как туда забежал офицер и запретил им даже выходить, так как бомбы уже летели на город. То тут, то там раздались взрывы и мама на руках с Ольгой вздрагивала при каждом их разрыве. Она не знала, помнила ли та тот самый июньский взрыв в Саду пионеров, но сейчас старалась посильнее прижимать ее к себе, чтобы только страшное эхо доносилось как можно меньше. Где то там вдали, в высоте раздался такой свист, что даже офицер произнес... - А вот эта наша... Мария смотря вверх в темном подъезде и прислушиваясь к нарастающему свисту думала - конец или нет настает. Взрыв раздался почти рядом и пришелся в стоящие рядом сарайные постройки. Дверь в подъезде влетела внутрь разделяясь на мелкие части, при этом не задев стоявших под лестницей людей. Смерть прошла стороной.
Автомобиль везший их к вокзалу и проехав по Плехановской остановился на углу с Пушкинской.... - Все девчата мне надо направо, вам лучше выйти и добираться дальше самим. Советую к Чернавскому мосту не ходить, его должны взорвать, лучше переходите реку вброд. Я сам воронежец идите с улицы Ленина вниз и там перейдете. Но мама и сама знала эти бродные места, хорошо плавала и на Дону могла туда и обратно без отдыха переплывать. Офицер помог ей и подруге спуститься и сев в машину покатил по Пушкинской в сторону Чижовки. Температура прогрессировала все дальше и идти под этими палящими лучами июльского солнца было тяжело. Ноги наливались чем то тяжелым, бредя по этим уже покрывшимся песком, пылью и битыми осколками зданий асфальту и пройдя по Проспекту Революции девушки обратили внимание, что на улице практически не было людей, то ли все покинули город, то ли все кто были еще здесь сидели по своим домам. По дороге встречались разбитые машины, а то и трамваи и присев на подножки одного из них мама решила отдохнуть. - Мань спешить надо, смотри никого нет, вдруг немцы еще и со СХИ идут, спросила ее подруга. - Но к Чернавскому все равно не пойдем. Если он взорван, то идти вдоль берега будет сложно. Пойдем пока здесь,ответила мама . Позади осталась Комиссаржевская, уже близко Петровский спуск и разбитое здание Управления дороги. В Петровском сквере голо стояли обгоревшие деревья украшавшие еще недавно это место и их стволы чем то напоминавшие обычные телеграфные столбы. Остановились на перекрестке со спуском и еще раз посмотрев вниз, а где там за поворотом стоял этот возможно спасительный Чернавский мост, продолжили свой путь по этому казавшемуся длинному проспекту. Не дойдя до моста через железную дорогу они свернули около еще уцелевшей железнодорожной поликлиники и по улице спустились к реке мимо рынка "Девичок". На самом лугу, который опоясывал русло реки они заметили что таких как они еще более десятка осторожно переходящих броды обмельчавшей реки и уходя вдаль в сторону спасительного левого берега. Мама мне не рассказывала видела ли она Чернавский мост тогда, при переходе реки, думаю видела, но так и не сказала был ли он уже к тому времени взорван. По крайней мере его взорвали уже когда немцы были на улицах города. Вот так для моей мамы завершился этот трудный и жаркий день входа фашистов на улицы города 6 июля 1942 года и ее тяжелый путь в эвакуацию.

Дорога домой

Мама вернулась в город в марте 1943 года из Ртищево, где на станции работала вместе с другими своими сослуживцами из Воронежа. И когда станцию стали восстанавливать потребовались и они, простые рабочие, да те начальники, которые первыми удрали из города, как об этом с сожалением рассказывала мама, собирали и машинистов. Эти дни были тоже не такими уж легкими и конечно их труд возвращал город к жизни. Загудели паровозы, в ночи то тут, то там стали слышны удары молоточков осмотрщиков , которые эхом разносились по всей округе. Иногда мама рассказывала как она идя на работу мимо еще заброшенных и одиноких домов опасалась тех собак, которые с лаем и злобой кидались под ноги еще редких людей, охраняя некогда хозяйские дома так и оставшиеся и чудом выжившие в те страшные и голодные месяцы оккупации. Она не знала дождутся ли эти злобные существа своих хозяев, но то что они не ушли, а остались на своих местах это был их тоже собачий подвиг. Но город оживал, постепенно появлялись и горожане и уже через три года появится еще один гражданин, который и напишет эти воспоминания по словам и рассказам своей матери. Все действия этого рассказа правдивы может только немного добавлял каких то литературных строчек, пусть и не литературным языком.

[rv3kj]

Сообщение от rv3kj

Когда разбомбили элеватор моя бабушка Лукина П.З.(жила на Огарева)тоже ходила за зерном, как и многие женщины. Видела немецкий самолет который летел очень низко.Летчик молодой вспоминала она стрелять не стал посмотрел сделал круг и улетел. Еще расказывала,что немцы на губной гармошке играли хорошо их слышно было по вечерам .Много было эвакуируемых в нашем доме,затем пришли военные (автовзвод вроде) и попросили удалиться всех. Так-же говорила,что зенитную пушку недалеко от дома немцы разбомбили (угол Ленинградской и Брусилова, территория цветочного хозяйства) Мой папа 1926г.р. рассказывал,что немецкая танкетка дошла до пересечения Ленинского пр-та и Брусилова и экипаж сдался в плен (лето 1942г.)