Универсальность Церкви и национальные церкви

[Аля]

Спасибо, Антон, за книги.
Почти прочла Уэра " Православная церковь". Излагает вполне доступно историю христианства, универсального по своей миссии. Прослеживает этапы разделения, которые привели к нынешнему фрагментарному состоянию христианского мира.
Заинтересовало вот это. Он пишет, что Православная церковь как семейство самоуправляемых церквей, удерживается не централизованной организацией, а двойными узами единства в вере и общения в таинствах. Такая децентрализованная система независимых поместных церквей является очень гибкой и легко приспосабливается к изменяющимся условиям. Поместные церкви могут создаваться, упраздняться и восстанавливаться с минимальными нарушениями церковной жизни как целого.
Он пишет, что фундаментом Православной церкви не является политический принцип государственной церкви. Поэтому она представляет собой федерацию поместных, но не национальных церквей.
Антон, но ведь на деле поместные церкви и есть национальные церкви, потому что в реальности церковь и государство тесно взаимосвязаны. Или это не так? Я что-то не совсем поняла.

[Антон Ю.Б.]

Аля, здесь мы сталкиваемся с вопросом, который выражается достаточно просто (наднациональный, надгосударственный, надмировой характер Церкви), но чтобы в неигнорируемом порядке вещей (существование Церкви среди народов и государств) его подчеркнуть, надо, действительно, уметь увидеть реальность этой диалектики.

Пытаться игнорировать реальность государства было бы бессмысленно, потому что само деление Церквей на поместные обусловлено именно удобством организации внутрицерковной жизни, а дальше:

Сообщение от арх. Михаил (Мудьюгин)

В православии управление осуществляется по другому принципу: руководство каждой из шестнадцати Православных национальных Церквей осуществляется Синодом, который состоит в основном из архиреев и ограничивает власть возглавляющего ту или иную Церковь Патриарха, митрополита или архиепископа. Хотя каждая из Православных поместных Церквей в разной степени многонациональна, географические границы автокефальных патриархий и митрополий совпадают с государственными и тем самым определяют преимущественное положение в каждой из поместных Церквей той или иной национальности. Так, в Русской Православной Церкви и по числу членов, и по территориальному признаку превалируют русские, хотя страна включает целые области, края, даже республики с преимущественно неправославным и в таких случаях, как правило, нерусским населением.

На самом деле, во всех обсуждениях этой темы Церковь всегда стремиться не то, чтобы "упразднить" реальность национального, а подчеркнуть, что в своей реальности оно все равно не может быть началом основания Церкви. Есть "жесткие" нарушения этого принципа - русские старообрядцы, болгарский филетизм начала рубежа ушедших веков, определенные стороны нынешнего украинского раскола. Есть и "мягкие" варианты - культурный "национализм" Византии, современная замкнутость поместных Церквей на западе (только сегодня в дневниках Шмемана прочел об этом мысли, совершенно созвучные читанному когда-то у Антония).

Но и нам надо почаще помнить о том, что эта болезнь - одна из весьма характерных для русского церковного сознания, а сейчас - мы уже немало ею прихварываем. "Русь-Третий Рим" можно научиться понимать адекватно, но лучше понять, что это мысль своего времени, служившая для укрепления сознания Русской Церкви, которая в значительном смысле оказалась одинока в освоении роли, ей выпавшей, но это время прошло. Новому времени более нужны новые мысли, а не значительные усилия по неискаженному прочтению старых, которые были важны времени, а не вечности.

Сообщение от протопресвитер Александр Шмеман

(4.3.1975, о дневниках Леона Блуа) Всегда то же впечатление: с одной стороны - огромного таланта, может быть, с проблесками гения (отдельные богословские интуиции), с другой же - какое-то самоупоение собственной бедностью, бешенством, бескомпромиссностью. Не знаю, но весь этот тон мне не по душе... И потом, образы вроде: La Franse est le seul pays dont Dieu ait besoin (Франция - единственная страна, которая нужна Господу)...Читаешь (да еще после часов размышлений над такими же, только русскими, утверждениями о России) и думаешь: нет, не то. Не нужно нажатия педали - ни о спасении через иудеев, ни о Франции, ни о чем.
(2.05.1975) Опасность: полюбить Церковь как бы "помимо" Христа. Этой любви больше, чем думают. Но Церковь - это только Христос, Его жизнь и Его дар. Искать в Церкви чего-либо кроме Христа (а это значит - опять искать себя и своего) - неизбежно "впасть в прелесть", в извращение и в пределе - в саморазрушение.

[Антон Ю.Б.]

Еще немного из дневников Александра Шмемана:

(12.11.1974)Вчера вечером - заседание нашего факультета, мирное и дружественное. Доклад "историков" - Мейендорфа и Эриксона. В связи с этим размышления - опять и опять! - о богословском образовании вообще, об "истории" в частности. В идеале изучение истории Церкви, конечно, должно освобождать человека от порабощения прошлому, типичного для православного сознания. Но это так в идеале, увы. Помню как медленно я сам освобождался от идолопоклонства Византии, Древней Руси и т.д., от увлечения, от "игры" <...> И главное здесь в том, что у Церкви нет "священной истории", подобной истории библейской.<...> Основная "формула", мне кажется, все та же: эсхатологическая. Церковь - это присутствие во времени, в истории святого и священного, но не по принципу дихотомии "священное-профанное", а по принципу эсхатологическому - для возможности все во времени и в истории относить к Царству Божьему и тем самым оценивать его. Но в этом смысле Церковь и не имеет сама никакой "истории", как священной категории собственного бытия. <...> Поэтому ее история есть всегда и только история ее встречи с миром, всегда и только "соотношение". Вселенские Соборы, например, не суть какие-то "священные события" "онтологически", в духовной реальности никакой "эпохи Вселенских Соборов" нет. Качественно они ничего не меняют в Церкви и в этом смысле "относительны", как и все формы и выражения Церкви, вся ее "видимость" и "историчность". Их важность в том, что они всегда ответ миру, утверждение возможности спасения и преображения. Но как только мы их "абсолютизируем", то есть делаем их ценностями в себе, а не в отношении к миру, как только, иными словами, мы делаем их самих "священной историей", мы лишаем их подлинной ценности и подлинного значения. Такова очевидная греховность "абсолютизации" в Православии его исторической культуры: пяти восточных патриархатов, переживание греками "Вселенского Патриарха" как священной и вечной категории Православия и т.д.

(14.02.1977) Думал о том, как я бесконечно духовно устал от всего этого "православизма", от всей этой возни с Византией, Россией, бытом, духовностью, Церковью, церковностью, благочестием...Все это буквально заслоняет Христа. Может быть, все это во мне от гордыни? Не знаю. Мне кажется, что нет. Внутренне мне все это представляется несоизмеримым со Христом и Его заповедью: "Ищите прежде всего Царствия Божия..." Нет, выходит не то, не так, нет слов, чтобы выразить главное, то, чем - одним, но и всеобъемлющим - звучит для меня христианство, его замысел, дар и вызов.

[Аля]

Антон, "Русь- третий Рим" - главная мысль, разделившая западников и славянофилов, имхо. И многие русские мыслители за рубежом - и Бердяев, знакомый с матерью Марией,о которой мы говорили, и о. Сергий Булгаков, о котором упомянула Эрика, видимо, и Антоний Сурожский и А. Шмеман - все они в разной степени несут в себе отпечатки западнического мировоззрения.
Эрика сказала, что на ее взгляд труды митр.Иоанна Ладожского содержат националистические взгляды. Мне бы хотелось привести слова А.Панарина из его интереснейшей "Православной цивилизации в глобальном мире". ( 2002г.):

... если мы станем сводить опыт славянофилов только к...пробуждению культурной памяти нации, мы ничего в славянофильстве не поймем. Его главная задача - понять идентичность России и ее призвание не на языке малой народной традиции, а на вселенском языке восточного христианства. Для главных носителей славянофильской установки русский народ - только одно из телесных воплощений православной идеи в ее вселенском историческом шествии. ...Одним словом,то,что носит туманно-противоречивое название славянофильства, скрывает не соотнесенность с особым этническим и антропологическим типом, ОБЩЕСЛАВЯНСКИМ или СПЕЦИФИЧЕСКИ РУССКИМ, а СООТНЕСЕННОСТЬ С ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ТРАДИЦИЕЙ...

Иными словами, славянофильство рассматривает Россию как воплощение определенного типа мировой идеи - Православия, а эмпирические судьбы страны - в соответствии с судьбами этой идеи.

Антон, это я - в защиту трудов митр. Иоанна. Панарин пишет, что славянофильству, как ты справедливо отметил, не раз угрожала опасность этноцентричных рецидивов, националистических самолюбований и даже ксенофобии, но все эти уклоны и болезни оно успешно преодолевало, готовя нашей культуре настоящее задание: выработать на основе творческого цивилизационного анамнезиса - припоминания опыта материнской цивилизации - свои варианты ответа на общие для всего человечества вызовы истории.
Редактирование заключалось в исправлении опечаток

[Антон Ю.Б.]

Аля, мне странно выступать в роли чуть ли не космополита, но при расстановке в нынешней ситуации некоторых акцентов это, видимо, неизбежно.

Вспоминается другой славянофил, Лонтьев, который сказал "Славяне есть, славянства - нет" (не ручаюсь за дословность). Сейчас бы я рискнул предположить, что и славянофильства нет. Дело даже не в этом - "опасность угрожала" и "уклоны и болезни ... преодолевало" совсем не славянофильство, а, скорее, наше национальное сознание. И, часто, отнюдь не само по себе - как говорит тот же Панарин:

за полвека до реформатора Петра реформатор Никон пробивает свое «окно» из национального ограниченного государства в заманчивую вселенскость. Но это «окно» не в сторону Запада, а в сторону греческого Востока — материнской цивилизации. Православная вселенскость ... предполагает иной императив: Москва должна служить опорой и прибежищем не только своих, русских ..., но и всех православных христиан. В этом — ее значение как нового Иерусалима.

Панарина я еще в августе здесь рекламировал (как сейчас посмотрел) )), а из приведенной цитаты ясно, что сам Панарин видел угрозу уклонений именно для нашего национального сознания, а не для славянофильства.

Что же касается славянофильства, то приведу несколько чрезмерную цитату из В.М.Лурье, который, разумеется все это пишет со своими (которые не наши ) ) целями, но ем не менее:

Сообщение от В поисках утраченной Византии

В России XIX века в качестве единственной альтернативы подмене Церкви государственным учреждением выступала славянофильская концепция - на поверку оказывавшаяся не меньшей подменой Церкви, только, на сей раз, не государством, а народом.

Леонтьев был первым последователем славянофилов, который усомнился в добротности их экклезиологических воззрений. Конечно, многое ему помогли понять события на Балканах, свидетелем которых он был, - болгарский раскол, осужденный Константинопольским собором 1872 года под именем ереси филетизма ("племенничества"). Между болгарскими и русскими национально-религиозными движениями было достаточно много сходства, чтобы весь славянофильский лагерь принял сторону болгар, не обращая внимания на церковные каноны. Однако и различий было немало. Во-первых, собор 1872 года осудил, собственно говоря, лишь создание особых национальных иерархий, о чем в России тогда речи не было. Во-вторых, деятели болгарского "Возрождения", в отличие от русских славянофилов, не утруждали себя поисками специфической модели государства православного, так как их вполне устраивало национальное государство европейского типа. Поэтому преодолевать славянофильство Леонтьеву предстояло своим трудом.

[b]Славянофильская церковь: цезарепапизм как вид охлократии[b]

А.С.Хомяков сформулировал свою экклезиологическую концепцию в полемике с католическим автором, обвинявшем православных в цезарепапизме:

"Когда <...> русский народ общим советом избрал Михаила Романова своим наследственным государем <...>, народ вручил своему избраннику всю власть, каковою облечен был сам, во всех ее видах. В силу избрания, государь стал главою народа в делах церковных, так же как и в делах гражданского управления; повторяю: главою народа в делах церковных и, в этом смысле, главою местной Церкви, но единственно в этом смысле. Народ не передавал и не мог передать своему государю таких прав, каких не имел сам, а едва ли кто-либо предположит, чтоб русский народ когда-нибудь почитал себя быть призванным править Церковью. Он имел изначала, как и все народы, образующие православную Церковь, голос в избрании своих епископов, и этот свой голос он мог передать своему представителю. <...>" ("Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу брошюры г. Лоранси ").

Здесь бросается в глаза знак тождества, стоящий между народом, избиравшим Михаила Романова, и народом церковным, которому, по канонам, принадлежит право избрания епископов. Собственно, это и есть фундаментальное для славянофилов отождествление Церкви и того эмпирического народа, который создал данное государство, хотя бы и христианскую империю. На уровне богословском у старших славянофилов такого отождествления не было. Однако, оно присутствовало в их экклезиологии имплицитно, поскольку они - и, прежде всего, сам Хомяков - устанавливали прямую зависимость (доходившую почти до отождествления того и другого) между общинной организацией крестьянства и общинной же организацией Церкви, причем последнюю понимали на демократический лад, игнорируя православное учение о церковной иерархии. Это отождествление было еще более, чем у ранних славянофилов, раздуто позднейшими эпигонами славянофильства, особенно Достоевским и генералом Киреевым. Само собой разумеется, что у Леонтьева таких мыслей не было и в помине.

Очевидно, что среди настоящих верноподданных любого православного государя заметный процент составляют неправославные, но даже и так называемые "православные" далеко не все являются членами Церкви хоть в каком-то смысле, а еще меньше тех, кто являются полноценными членами Церкви, обладающими каноническими правами мирян. Так членами Церкви не являются вовсе те, кто был крещен, но затем стал неверующим или решил, что достаточно веровать "в душе", а никакого участия в таинствах не требуется. Полноценными же членами Церкви не являются те, кто, несмотря на свою правильную веру, впадают в различные грубые грехи и поэтому, до завершения срока покаяния, отлучаются от причастия.

В условиях государственной церковности границу между настоящими носителями сана мирянина и лишь номинальными "православными" провести трудно, однако, возможно при желании - как раз в этом и состоит искусство церковного управления. Но в синодальной России такая проблема и не стояла: все функции управления - одинаково вопреки и канонам, и Хомякову - были узурпированы императором.

Итак, ко времени Леонтьева дорога к "византийским корням" - то есть к реальному Преданию Церкви - была не только что не проторена, но и на повороте к ней была уже вырыта огромная "волчья яма" славянофильства. Именно это препятствие и надлежало преодолеть в первую очередь.

Я оставлю в стороне историю славянофильства - просто хотелось несколько расширить горизонт взгляда на проблему универсализма Церкви в представлениях славянофилов.

Я поставлю только один вопрос - где в таком вот современном "стихийном славянофильстве" проступает поиск и жажда вселенскости? Где соотнесение нашей истории с историей Церкви? Где поиск здорового экклезиологического и догматического, церковного именно по сути сознания, а не культивация ностальгических настроений по мифу?

Я эти вопросы задаю вовсе не от желания поспорить, доказать свою правоту (ее в таких разговорах по определению нет). Я просто вижу, что уроки беды, начавшейся зримо революцией, а зревшей - куда как раньше, нами совершенно не усвоены, мы повторяем ту же неверную траекторию. И, к сожалению, эмоциональным обоснованием курса к пропасти служит это самое "квазислафяновильство" (это очень уважительный эвфемизм для обозначения стереотипов нашего нынешнего сознания).

Аля, я не про Вас, Вы сами это понимаете (и не в нападках на митрополита Иоанна), но к тому, что я уже сказал чуть раньше и что пришлось так долго раскрывать:

Русь-Третий Рим" можно научиться понимать адекватно, но лучше понять, что это мысль своего времени, служившая для укрепления сознания Русской Церкви, которая в значительном смысле оказалась одинока в освоении роли, ей выпавшей, но это время прошло. Новому времени более нужны новые мысли, а не значительные усилия по неискаженному прочтению старых, которые были важны времени, а не вечности.

Если России и суждено сказать слово всему миру, то это будет слово не о себе - а уж в этом слове, коли будет, все откроется - и свой путь, и своя боль, и много чего еще, но не их искать надо.

[Аля]

Знаете, Антон, я читаю Панарина и нахожу, что его труд удивительно перекликается с работами митроп. Иоанна. Главное - это христианское чувство истории. Что история человеческая не принадлежит человеку, она принадлежит Богу.
И вот эту идею я впервые прочла у митроп. Иоанна. Что наша светская историография искажает российскую историю, описывая ее в рамках государства-нации, заботящегося только о создании централизованного государства, о расширении территории. Те, кто воздвигал российскую государственность,мыслили не националистически, а мессиански - они были озабочены судьбами православной веры. После гибели Византии ее некому было защищать.
Само по себе государство , со всеми его установками национального эгоизма, в глазах православных русских не многого стоило. Только эта мироспасательная установка у русских пробуждала энергию, достаточную для того, чтобы и государство свое защитить, и соседям помочь. Это уже Панарин.
А с выделенной Вами мыслью о Руси-Третьем Риме трудно не согласиться. Панарин говорит то, что, видимо, не успел сказать митроп. Иоанн. То, что он не успел акцентировать.
"... Если бы мы могли спасти себя в одиночку- как особый избранный ареал- мы бы перестали быть христианами. Наше спасение совпадает с законами спасения мира - следовательно не нам от него отворачиваться и противопоставлять себя остальным в духе парадигмы " конфликта цивилизаций".
...Все чуткое, совестливое, обладающее ностальгической памятью и устремленностью к горнему, прямо взято на подозрение новыми хозяевами жизни. Новое агрессивное язычество сегодня угрожает самому существованию людей такого типа - по закону естественного отбора они обречены. Если их селективная работа по выбраковке " неприспособленных" в самом деле увенчается успехом, человечество ожидает такой провал, которого оно еще не видело за всю свою земную историю.
...Новый естественный отбор либералов глобализма грозит новой бестиализацией человечества. Зверем уже сегодня запахло. И дорогу зверству расчищает так называемый либерализм, призывающий не вмешиваться в действие механизмов естественного отбора. ...этот пространственный отбор закрывает возможности прорывов во времени.
Чтобы вернуть человечеству соответствующую способность, ему надо заново научиться поощрять не сильных, а слабых, не напористых, а совестливых, не "крутых", а ранимых и чутких.
... Тайна истинного постиндустриализма - в сохранении " архаической" пассионарности морально-религиозного типа. Без такого архаизма современность рискует соскользнуть в варварство и даже дикость. Может быть, замечательный архаизм Православия является шансом человечества - одной из гарантий того, что творческий, цивилизованный постиндустриализм еще может быть спасен в наступающем глобальном мире. "